Осень дикой охоты (СИ)

     День Дурака Кейси праздновал в гордом одиночестве. Где-то, конечно, обретались и прочие дураки, но тут и сейчас он был абсолютно один.

     Изворотливый разум легко соглашался с тем, что поговорить не с кем, так как Доктор ныкается по Ойкумене, Колобок мечется по облакам и серверам, а Марфа Васильевна – уже окончательно отрезанный ломоть. Да и средств коммуникации, кроме старенького комма, полученного от официантки в Хайнфельде и разобранного на части по просьбе Колобка, у Кейси не осталось.

     Да, разум соглашался и тут же мягко подталкивал аналитика еще разок обшарить хотя бы чердак – а вдруг какой-нибудь радиоприемник отыщется? Или даже телевизор?

     Дик терпеливо объяснял разуму, что он не только чердак, а и весь дом с подвалом и сараем за эти четыре дня обыскал. Раз восемь. И ни-че-го. Nothing. Und нихуя.

     Да-да, говорил разум. Я помню. не дурак. В отличие от некоторых. А может, все-таки Жюлю позвоним? Возьмем кусочки комма, переберемся на другую сторону горы, соберем и звякнем быстренько?

     Жюль Обрийон, коллега-аналитик, с которым они бесконечно спорили и ругались в комментах к большим отчетам Еврокона и волшебно напивались при редких встречах, тоже был, разумеется, дурак. Но кажется, не полный. Так как имел официальное разрешение от агентства на выполнение разовых контрактов и с Регардом, и с Максимовым, и с Фачжанем, и еще с полудюжиной крупнейших игроков. Когда лет десять назад на какой-то конференции в Париже Дик познакомил Жюля с Доктором, тот вдруг заржал и сказал непонятное:

     - Бамбук Савада работал на шесть разведок и был мерзавцем. Но когда он давал информацию – она была надежной.

     - Харам, - поправил его Обрийон, - не Бамбук, а Харам. И не шесть, а четыре.

     - Все равно хорошо, - отмахнулся Доктор и пошел дальше, напевая «не счесть харамов в сказочных бамбуках».

     - Пшют, - заметил Обрийон и пошел в другую сторону.

     Изучив первоисточник неведомой ему тогда цитаты, Кейси подумал, что Доктор и в самом деле может знать про Жюля что-то такое эдакое... Но мысль о надежности информации запомнил и потом несколько раз обращался к коллеге за необъективной, но профессиональной оценкой некоторых решений.

     Так что разум был не так уж и неправ. Если не учитывать, что Колобок категорически просил не высовываться хотя бы до Пасхи.

     Как бы то ни было, а долгие споры с разумом провоцировали регулярные шмоны шале «Одинокого аналитика», что сделало Дика обладателем очень приличной библиотеки. И теперь он мог утешать себя шекспировскими пьесами, декламируя которые заснеженным альпийским склонам или потрескивающим буковым поленьям в камине, удавалось оправдать практически любое количество алкоголя.

     А поскольку поговорить, все-таки, ни с кем было нельзя, то ломки информационного и коммуникационного голодания (оно же медиа-депривация, оно же digi-dep, оно же ICT-dep и т.п.) вынуждали его беседовать с самим собой. И Дик не сопротивлялся. А еще можно было поболтать со стариной Биллом, тем более, что тот тоже был не против.

     - Видишь, Билл, какие в наше кошмарное время сложнозапутанные интриги крутятся, - говорил Кейси, отхлебнув глоток теплого сладковатого Bos'n, - не всякий гроссмейстер разберется в этих многоступенчатых многоходовках.

     - Эх, Дик, - отвечал ему сын стратфордского бейлифа, - думаешь, наше время не было для нас кошмаром? Хе-хе... Да и интриги эти ваши... Вот ты смотришь на мои простые сюжеты и не видишь, что за ними скрыты причудливые отношения внутри каждой человеческой общности, каждой страты. А на поверхность выносятся только самые устойчивые узоры намерений и действий. И когда они сталкиваются, и теряют часть своих изгибов и ветвлений, наружу вылезает то, что казалось давно забытым и захороненным. Люди всегда разрушают своими самыми лучшими действиями свои самые лучшие помыслы.

     Кейси делал еще глоток и соглашался.

     - Ты прав, Билл, когда рассеется дым и выжившие игроки попробуют понять, что случилось и что из замысленного принесло свои плоды – они, думаю, крепко удивятся. Или не очень. Они же не дураки – изумляться происходящему.

     И Шекспир весело смеялся в ответ.

     Но ломка продолжалась, и наутро, в ознаменование международного дня аутиста и дня памяти святого Абундия, покровителя просвещения, с Кейси заговорила тень призрака Марфы Васильевны.

     - Что, Дикки-Рикки, измаялся? А я предупреждала тебя, что вредно долго работать с искинами. Ты теряешь навык ошибки.

     Кейси не очень-то удивился, поскольку понимал, что рассудок у него малость подплывает. И не захотел его удерживать.

     - Не пизди, Васильна, ты-то уж точно не безгрешна и лажаешь частенько, - парировал он и отказываться от разговора не стал.