Осень дикой охоты (СИ)

     Люди – падальщики и трупоеды. Наши предки взяли в руку дубину не для того, чтобы сбивать идиллические бананы, а камень – не для того, чтобы колотить не менее идиллические орехи. Палкой они раздвигали и ломали ребра трупов, чтобы добраться до остатков мяса. Камнем они разбивали обглоданные птицами и шакалами черепа, чтобы съесть мозг.

     Люди – не просто каннибалы и антропофаги. Они ели своих сородичей регулярно и долго. Не отдельные группы в качестве уникальной извращенной практики кризисных голодных лет, а все. И тысячелетиями. А потом тысячелетиями выращивали кормовой молодняк для пропитания своих двоюродных братьев, палеоантропов. Да-да, все жрали, и кровь младенчиков пили все, не только дикие злые евреи.

     Люди начали говорить задолго до того как научились думать. И первыми их словами были «Нельзя!» и «Не трожь!». А уже потом, в мрачных пещерах в депривационном наркотическом бреду у них прорезалась первая мысль – «Хочу!»

     Да, чуть не забыла: люди – бараны. И попугаи. Едва один из них давал команду «Нельзя», как она немедленно приводила к нужному результату. Но совсем не потому, что остальные ее выполняли, а потому, что все тоже начинали орать «Нельзя!». И дружно забывали – что нельзя, как и почему.

     Можно еще долго рассказывать – какими были люди на заре времен. Можно и нужно, потому что многое с тех пор слабо изменилось. Во всяком случае, в принципах и схемах функционирования разума и психики. Неразумной психики и психованного разума. Но я не буду этого делать, потому что Борис Поршнев в книге «О начале человеческой истории» уже сделал. Блестяще, гениально и надежно. Так что я буду говорить о другом.

     Почему ничего нельзя изменить? Почему нельзя остановить, передвинуть, пересмотреть, отменить надвигающийся пиздец? Почему?!

     Потому что – люди...

     В массе своей – ан масс – они именно что выбегаллов кадавр, ибо не умеют остановиться. Они давят друг друга и сами себя, потому что это давление есть основание возникновения и существования разума. Сознания. Но в процессе совершенствования суггестивных механизмов они создали такую чудовищную инфраструктуру, обеспечивающую автономную стабильность давления, что затормозить ее маховик невозможно.

     Да, отдельные индивиды могут вырваться из круга, но люди вообще – нет.

     Поэтому для индивидов есть исихазм, сатори и Телемское аббатство. А для людей только война, чума и Армагеддон. Иначе не сбросить маховик с оси и не уничтожить миллиарды хомячков, бегущих в этом колесе.

     Не факт, что после падения колеса славные телемиты и телемчане не обнажат свое истинное, человеческое лицо – омерзительных выблядков свиньи и гиены.

     Был такой праздник у индейцев – потлач. Не совсем праздник, а чемпионат. Олимпиада. Даже война. Побеждает тот, у кого остальные сожрут всю еду, выебут всех женщин и переколотят всю посуду. Победитель теряет все. Но именно он выиграл. Ибо вынудил всех взять его добро.

     Да-да, жрите мое тело, пейте мою кровь. Самый главный, самый непревзойденный кредитор в истории человечества – Христос. Он расплатился за наипервейший, изначальный грех. И взял его на себя. Переписал. Выкупил. Так что по факту, ему должны все. Никто уже его не переплюнет. (Есть, правда, маза – надо заглянуть чуть раньше и расплатиться за прото-грех, за акт творения. Но это не так-то просто.)

     В сущности, они те же выбегалловы упыри, ибо давят, жрут и насилуют. И вонючий тлингит, победитель потлача, и благоухающий миррой и аквиларией Христос, и я... MeToo. Я тоже упырь и насильница. Вот именно сейчас, когда вы читаете это – я давлю, жру и трахаю вашу свободу, ибо мои слова заставляют ваши связки смыкаться, ваши гортани шевелиться, а ваш мускулюс гениоглоссус сокращаться. Даже если вы этого не хотите.

     Редуцированная внутренняя речь – такая вот хрень. Когда мы слышим или читаем какие-то слова, то автоматически проговариваем их. Очень быстро и сверхконспективно. Чистая физиология - первичная фаза эхо-защиты от вербального насилия, реликтовая, можно сказать. Профессор Чистович показала, в прошлом веке, в Питере.

     Так что и я такая же. И вы. Все мы.

     Не надо думать об этом каждое мгновение. Но нельзя забывать.

Глава 17. Греция

     «Серая линия» перехватила Нину в Найроби и повела дальше, по обыкновению, почти втемную, ничего не объясняя и не рассказывая. И если Анджей во время собственной доставки легко принял эту неопределенность, как неотъемлемую краску серого трафика, и даже вполне сдружился со своими последними курьерами, то Нинка не смогла.

     И когда Старый привез ее на гору из Ормос Панагиос, куда она добралась спустя почти неделю после вылета из Антананариву, Нина была в глухой, еле сдерживаемой ярости. Змейка на плече словно отвечала ей накатами пульсирующего жара, отчего рассудок мутился и уплывал.

     Доктор предусмотрительно замешкался и не услышал таратайку Старого, а дурак Анджей услышал. Радостно улыбаясь и широко раскинув руки, он пошел к ней навстречу.