Осень дикой охоты (СИ)

     Унылый саут-ист, который в этих краях вел себя хуже норд-веста в Ойкумене, натягивал в залив Литтелтон холодный паскудный дождь с Южного океана. Эрик «Сумасброд» Кадоган не мог повторить за Гамлетом, что чувствует себя «слегка-сумасшедшим» Кадоганом из-за человеческой подлости и глупости, а также сезонного движения воздушных масс, но изрядное раздражение от того, что вместо нежнейшего бледно-розового восхода он видит очередной набег мрачных сырых туч, подсвеченных кровавой зарей – да, он испытывал. Он плеснул себе местного «дикого» бренди, который слегка напоминал ему армянскую чачу: Эрик познакомился с этим волшебным напитком в Баку, где отдыхал после одинадцати месяцев дежурства в Заливе и «наводил мосты» с иранскими, курдскими, арабскими, турецкими, туркменскими и шайтан еще ведает какими диссидентами, что облюбовали этот сверкающий огнями Зомбилэнд исчезнувшей империи. Диссиденты смешили его своим косноязычным враньем и прожектерством, а ласковая и крепкая тутовка смывала теплой волной всякое недовольство несовершенством мира. Вот бы так сейчас...

     Да, стоило один раз долбануть кулаком по столу – ну ладно, не один, а тридцать пять, если считать каждый «Томогавк» – как все захотели дружить с решительным вольнодумцем и не знающим берегов ренегатом. И хитрован Вивер, и осторожный солдафон Майк Вильямсон, и пафосный талмудист Шломо Шлейзер, потерявший, кажется, вообще всякий стыд и совесть, и вечный саудовский казначей Омар Джазир, и кто только не. Хуже всего было с китайцами: их назойливое заискивание еще можно было стерпеть от одного-двух желтопузиков, но ведь они не знают никакой меры. За последние пятнадцать часов с ним связались аж восемь представителей доброй китайской воли. В какой-то момент Эрик почувствовал, что еще немного и у него от патоки слипнутся не только уши, глаза, жопа и все кишки, но даже пальцы. Он вырубил все свои коммы, и ушел встречать восход с «диким» бренди.

     Восход не радовал, а бренди не успокаивал.

     Коммодор нервничал. Вернее сказать, он откровенно боялся. Ему хорошо было понятно – что делать в ситуации, когда есть противник, а у противника есть глобальные планы. Но вот когда противник превращается в толпу гипотетических союзников, каждый из которых радостно зовет тебя присоединиться к новым, сверхвыгодным проектам... Эрик терял и самообладание, и воображение. Терял и злился. Опыт говорил, что это залог поражения.

     Самым понятным выглядело предложение Вивера и Вильямсона. Эти двое явно решили освободить Регард от нереалистичных мечтаний и вернуть на землю. Эрик, правда, так и не понял – знают ли они об инициативах друг друга, но в целом идеи были разумными и привлекательными. Хотя половинчатыми. Блядь, хватит врать! Не половинчатые они, а гнилые. Трухлявые. Мертворожденные. Сука, ни на кого нельзя рассчитывать, ни на что нельзя опереться. Ни одной надежной вещи в этом лживом мире.

     Да, и генеральная линия, под которую Эрик сагитировал и завербовал юного Джорджа, своего будущего сюзерена, тоже стремительно обветшала и рассыпалась. Но ведь несколько лет назад все выглядело так красиво и просто: наплевать на бессмертие, наплевать на искины, убраться в самый дальний уголок, воспользоваться общим трендом и помочь с сокращением народонаселения, первым делом в Китае и Индии, миллиардов этак на семь, а потом вернуться и подобрать трофеи.

     А теперь оказалось, что все планы, все стратегии главных мировых игроков – пыль, тлен, труха и обман. Он учитывал их в своих расчетах как опорные точки, как постоянные величины, а они взяли и лопнули мыльными пузырями.

     И теперь игроки готовы назначить его самого главным репером, краеугольным камнем, мессией, и предлагают ему все решать и брать на себя окончательную ответственность.

     Не-не, нахуй эти радости, Эрик на такое не подписывался.

     ***

     - У меня нет последнего ответа, Лаоши-Синь. Все наши данные обработаны, все гипотезы собраны и рассмотрены. Есть непротиворечивая картина, даже несколько, но...

     Пожилой сухощавый китаец медленно огладил седую бородку и недовольно нахмурился.

     - Не спеши, сынок. Если тебе кажется, что все знаешь, если есть все ответы, но они тебе не нравятся, значит задаешь неправильный вопрос. Я понимаю, огромная ответственность давит. Но не забывай о контроле над собственным разумом, Бохай, не забывай о бесконечной повторности усилия осознания. «Юйшань» – это путь. Не программа, не стратегия, не план. Ты давно задумывался – куда ведет этот путь?

     Ван Бохай, крепкий шестидесятилетний мужчина в традиционном ханьском френче, глава службы принятия решений корпорации Фачжань, опустил глаза.

     - Давно, Лаоши. Последние четыре месяца выдались очень напряженными и я позволил каждодневным заботам захватить меня.

     - Сядь, - Синь Чан, бессменный заместитель председателя китайского «Клуба пенсионеров», земляк великого Хуа Гофэна, похлопал по банкетке, которая стояла рядом с его креслом. – Сядь и послушай. Как ты думаешь, чего мы хотим достичь через пятьсот лет?