Осень дикой охоты (СИ)

     Нет, не есть. Мышление вообще не правильно. Да и науки о нем нет: то, что есть – не наука, а перечень данных.

     Тогда… пусть логика – наука, исследующая принципы правильных и\или корректных, и\или приемлемых рассуждений. Вообще – принципы рассуждений. Математических, философских, формальных, ненормальных и т.п. Ну а ядром логики является понятие следования. Логического, разумеется. «Если А, то В». Вокруг него плавают разнообразные модификации законов тождества, непротиворечия и исключенного (или разрешенного именем Лукасевича) третьего.

     Очень хорошо. Только вот дальше начинаются стандартные, но всякий раз искренние недоумения теоретиков, которые вновь и вновь удивляются: как же это естественный язык чудесным образом разрушает такие удобные построения на языке логики? А ведь удивляться абсолютно нечему. Ни одно логическое правило, от самых формальных, до сверхнечетких, не выдерживает перевода на естественный язык. Не выдерживает подстановки простых человеческих слов. Даже с костылями имени Фреге и Витгенштейна.

     Логика, которая существует в смысле условно Тарского (и всех его более современных коллег) – есть прежде всего (и после всего) сумма формальных принципов формальных рассуждений. Если сократить и одновременно раскрыть общий признак – это сумма нормативов для рассуждений, которыми человеческий рассудок пытается изобразить процесс думания.

     Эти попытки могут быть более или менее успешны, но, по определению, никогда не станут успешны вполне; до тех пор, пока естественное сознание не опростится под влиянием новейших социокультурных стереотипов настолько, что станет удовлетворять критериям, заложенным в указанные принципы и нормативы.

     Нас же всегда интересовала совершенно другая Логика, о которой мы и будем теперь говорить.

     Итак, в нашем понимании Логика – это сумма принципов работы пока еще не опростившегося сознания как объекта для его собственной рассудочной рефлексии.

     Исходя из этого, для нас важнейшим являются не правила вывода, следования и т.п., не критерии истинности или модальности, а сама по себе возможность движения мысли. Как, в принципе, возможно что-либо, если возможно А?

     Если А, то А. Не безусловно убедительный факт.

     Если А, то не-А. Точно так же не очевидно.

     Если А, то В. Особенно подозрительно.

     Все дело в том, что движение, развитие мысли невозможно без соединенного с ним развития отграничения одной мысли (фазы мысли) от другой.

     И здесь следует вспомнить Гегеля, который первый в западноевропейской традиции наиболее внятно показал как работает модель такого движения.

     Этап 1, который есть как минимум второй момент рефлексии. Не первый, во всяком случае (обстоятельства первого момента мы рассматривать не станем, поскольку это вопрос всецело относится к области высокой философии и разнообразных психотехник).

     Есть ВСЁ.

     Или иначе – V.

     И следующий момент мгновенно переносит нас на Этап 2, потому что любое заявление, высказанное после того, как сказано «ВСЁ», даже буквальный повтор этого же самого заявления, есть уже нечто иное. Т.к. ВСЁ уже было. А любое новое уже не «ВСЁ». Оно уже не-ВСЁ.

     Итак, есть не-ВСЁ.

     Или – V.

     Тут необходимо отметить, что это уже не Этап 2, а Этап 3. Потому что Этап 2 заключался в переходе от V к V. Было ВСЁ, а стало что-то иное. Не это, а вернее – не то, так как бывшее ВСЁ уже не находится так-тут-теперь. Этот оператор так и будем записывать как «стало не то». Или – сТ.

     Что мы имеем?

     Э 1. V

     Э 2. V «стало не то» (или сТ)

     Э 3. V сТ V

     И вот он Этап 4: мы имеем разом и ВСЁ, и не-ВСЁ, а значит можно ввести оператор «и» (или – &) и записать его так: V & V. Но значит, это не Этап 4, а Этап 5, так как Этап 4 выглядит так: «сТ» сТ «&». Ведь что значит, «ввести оператор»? Смысл здесь в следующем. «сТ» есть именно сама активность движения от одного осознания к другому. Но поскольку эта активность уже была проявлена, то в следующее мгновение это уже не она, а ее образ. Который формально можно обозначить как &. Это означает, что в нашем тут-так-теперь сознающем сознании V и V сосуществуют, а не взаимоисключают(ся).

     Таким образом мы имеем:

     1. V

     2. V сТ

     3. V сТ V

     4. «сТ» сТ &

     5. V & V

     Но теперь вопиющий разум, та часть его, которая не успевала за описанным движением мысли, наконец докричался до нас. И спрашивает с полным, кстати, правом: а что такое V? Ведь если ВСЁ – это всё совсем, то как может существовать что-то кроме этого и отличное от него? Если пойти по стандартному пути и заявить, например, что - это бесконечное множество максимальной мощности, а V - это бесконечное множество не максимальной мощности, принадлежащее первому и включенное в него как часть, то возникнет законный вопрос: а откуда вообще-то взялся принцип разделения множества №1 на части и что такое «часть»?

     А ведь неоткуда было ему взяться пока что. И «часть» мы еще определить не можем. Так что этот способ не проходит.

     Тем не менее, существует одно обстоятельство, которое не надо вводить и постулировать, а надо только увидеть в уже имеющемся изложении и назвать.