Осень и Ветер

«Запасаюсь моющим средством, потому что мое прошлое, Ветер, приперлось еще и в грязной обуви», — отвечает Осень, сбивая еще один глянец на безликом образе в моем воображении. Эта женщина определенно не лужа под радужной бензиновой пленкой. Тут, блин, целый бездонный колодец.

Пользуясь одиночеством и передышкой, осматриваюсь: похоже, Лейла здесь снимает отдельную кабинку или вроде того. Здесь не то, чтобы просторно, но достаточно места, чтобы разместилась компания до шести человек. Стол, окруженным диваном с трех сторон, сбоку лежак, и повсюду разбросаны кресла-мешки. Такое чувство, что хозяйка предусмотрела все, чтобы гостям было удобно и комфортно в любой ситуации, даже если они напьются вдрызг. И все же, меня немного раздражают яркие переливы цветомузыки. Верчу головой в поисках хотя бы чего-то, что поможет отключить этот идиотский шар под потолком и нахожу несколько выключателей на стене. Не угадываю, щелкаю ими по очереди и на третьем адская машина перестает вертеться и мучить мои глаза.

Лейла возвращается через пять минут, и я почему-то сразу фокусируюсь на ее свеженакрашенных губах. А вслед за ней в комнату проникает официантка и ловко выставляет на стол бокалы с вином, вазу с фруктами и несколько вазочек со льдом. Улыбается, спрашивает Лейлу, нужно ли что-то еще и получив отрицательный ответ, тут же исчезает.

— Не припоминаю, чтобы соглашался с тобой пить, — говорю достаточно резко, когда Лейла жестом предлагает составить ей компанию за столом.

Она кривиться, явно не принимая мои слова всерьез, и присаживается на краешек дивана. Закладывает ногу на ногу, нарочно выбирая такую позу, чтобы ее полуобнаженное бедро было выставлено напоказ. Она всегда умела и знала, как себя преподнести. И после нашего расстояния мне все больше казалось, что именно это она со мной и делала: манипулировала, дергала за ниточки своими безупречными длинными ногами, как бы абсурдно это не звучало.

— Я слышала, ты все так же работаешь в больнице, — говорит она, медленно кружа пальцем по краю бокала.

— Все еще не понимаю, для чего остался, — игнорирую ее любопытство. Ерунда это все, мы ведь оба знаем, кто ее отец и что он моет сделать. Узнать, чем живет один детский хирург — так уж точно запросто.

— Какой же ты все-таки хам, — кривит она свои идеальные губы и мне хочется схватить салфетку и растереть чертову помаду ей до самого подбородка.

— Лейла, что за цирк? Перед кем ты ломаешь комедию? Передо мной уже не нужно, поезд давно ушел.

— Я вышла замуж, — вдруг заявляет она. Внимательно изучает мою реакцию и не дождавшись ни единого слова, продолжает: — И развелась. Три месяца назад.

Неприятно сознаваться в этом даже самому себе, но меня это злит. Безумно злит то, что она успела стать чужой женой, пока я выкорчевывал ее из своего сердца, и успела развестись, пока я, как проклятый, загружаю себя работой, чтобы ликвидировать любую возможность завести нормальные отношения. Злит, что эта женщина не просто ушла — она к чертям собачьим вытоптала мою душу. Из-за нее я стал тем, кем стал: циником, который никому и ни во что больше не верит, человеком, который до гробовой доски будет верен лишь одной любовнице, и имя ей — Одиночество.

— Поздравляю, — сухо отвечаю я. — И… еще раз поздравляю. Считай, что кто-то уже проложил в твоей жизни колею. Со вторым будет проще, а после третьего, говорят, никто уже не считает.

— Рада, что ты так заботишься о моем душевном благополучии, Наиль, но вынуждена огорчить: меня этим не задеть.

— В таком случае нам вообще не о чем разговаривать. Ты просто тратишь мое время.

Я уже почти у ширмы, даже успеваю протянуть руку, чтобы отодвинуть тяжелый полог, когда мне в спину раздается:

— Наши родители считают, что брак укрепит капиталы. И твой отец просил напомнить, что ты все еще его ее единственный наследник, и у него почти закончилось терпение ждать, когда ты перестанешь корчить доктора с нищенской государственной зарплатой и станешь частью семейного бизнеса.

Ах вот в чем дело. И как я раньше не догадался.

Почти злюсь на себя за досадное упущение, но, как ни странно, в голове сразу проясняется, как если бы Лейла сдвинула фигуру на шахматной доске, и я вдруг увидел, какую партию она собирается разыграть. В данном случае, на пару с моим отцом. И наверняка с активным участием ее родителей.

Поворачиваюсь, награждая ее самой циничной из своих усмешек. Лейла успела пригубить вино и на безупречно чистом стекле остался алый отпечаток. Вот примерно так же она поступила и со мной: замарала собой. И все-таки, я был бы глупцом, если бы не признал, хотя бы перед самим собой, что она все так же, как и раньше, волнует и манит. Но также верно и то, что второй раз на этот крючок ей меня уже не поймать.

— Семьи решили, что Наиль станет козлом отпущения, приютит потасканную девку и будет радоваться, как ребенок. И ты тут же прискакала сообщить мне эту радостную новость. Просто чудо, что так легко нашла и…