Осень и Ветер

— Ничего не меняется, да, Ева? — вдруг взрывается Андрей. Вскидывает руки и с громким хлопком бьет себя по бедрам. Вот теперь я вижу, что он в самом деле похудел, потому что джинсы висят на нем довольно сильно. — Ты все и всегда решала в одно лицо и даже не считала нужным ставить меня в известность. Просто делала, что считала нужным, а я был красивым придатком твоей идеальной жизни по учебнику «Лучшая в мире семья».

— Либо ты сбавишь тон, либо наш разговор на этом будет закончен, — предупреждаю я, хоть уже сейчас понятно, что говорить нам в принципе больше не о чем.

Он хочет видеться с дочерью, я не хочу, чтобы он с ней виделся и, слава богу, в этой ситуации я имею полное моральное и законное право оставить за собой последнее слово. И Андрей бесится, потому что прекрасно понимает свою беспомощность.

Господи, что с нами случилось? Я ведь любила этого человека. Я как дура бегала к нему на свидания после института, уставшая, голодная и после библиотеки, но лишь бы к нему, лишь бы увидеть хоть одним глазком. Как будто то были совсем другие Он и Я, совсем другие люди, которые любили друг друга и наслаждались каждой минутой вместе.

В голову лезут непрошенные воспоминания о том, как романтично Андрей делал предложение: в парке, в разгар Парада тюльпанов, встал на одно колено и, словно принц из сказки, попросил моей руки, добавив к словам коробочку с колечком. Мы тогда не могли позволить себе ничего дорого, но я любила то серебряное колечко с цирконием «под бриллиант» и носила его с видом женщины, на чьем пальце чуть ли ни кусаке луны.

То кольцо я потом выбросила, вместе со всеми подарками, которые он мне делал. И ни разу не жалела об этом.

— Почему я решил, что за это время ты изменилась? — продолжает обвинять Андрей. — Что стала понимать разницу между «семья, как она есть» и «семья, как мне нужно»? Ты всегда хотела, чтобы у нас все было только по твоему сценарию. Свадьба, как ты хотела, поездка, куда ты хотела, ремонт, как тебе нужно, ребенок, когда ты готова. А как же я, Ева? Как же мои желания?!

Мне больно, потому что его слова летят в меня разреженной дробью и превращают мою уверенность в решето. Хочется найти хотя бы пару слов, чтобы закрыться от этого шквала обиды, но у меня отнимается язык. Я просто смотрю на человека, которого любила, как только женщина может любить своего первого мужчину, и понимаю, что да… он прав. И он это понимает, и смотрит на меня так, будто теперь моя очередь становится на одно колено и вручать ему ребенка на бархатной подушечке, как какой-то заслуженный за все страдания трофей.

— Я просил подождать с ребенком, Ева! Я просил дать мне время, дать время нам. Мы прожили два года в браке и у нас впереди была вся жизнь, но Ева захотела, чтобы семья стала образцовой: с ребенком, с соками, подгузниками, кроватками, смесями и прочей херней. И ты даже не стала спрашивать, готов ли я стать отцом, хочу ли!

— Но ты молчал, Андрей. Когда я сказала, что у нас будет ребенок — ты промолчал, что он тебе не нужен.

— А что мне надо было делать? Винить тебя в том, что твой врач ошибся с чертовыми таблетками и ты залетела в первый же месяц их приема? Требовать сделать аборт? Что я должен был делать, Ева, чтобы ты была счастлива своем идеальном мире?!

Да, я хотела идеальную семью. Хотела детей от мужчины, которого люблю, и меня не пугала перспектива стать матерью в двадцать два года. Но из-за этой слепой веры я не увидела самого главного: человека, с которым жила под одной крышей, но которого совсем не знала.

Вот и сейчас, глядя на Андрея, в голове остается только одна мысль: кто ты такой? Что за мужчина скрывается под маской моего идеального Андрея?

— Не молчать, Андрей. Ты мог хотя бы не молчать.

— И поставить под удар нашу семью?

— Только не нужно этой жертвенности в голосе, — огрызаюсь я. — Как будто тебя на аркане завели в стойло, как племенного жеребца. Когда люди создают семью, велика вероятность, что спустя пару лет их семья станет больше.

— В семье, Ева, люди принимают решения вместе, а не «мы подумали, и я решила». Ты всегда все решала, и, — Андрей окидывает меня многозначительным взглядом, — теперь ты полностью в своей стихии.

Его слова ранят так сильно. Это словно быть брошенной в серную кислоту и со стороны наблюдать, как едкая дрянь разъедает все то хорошее, что я сохранила в память о нашей прошлой жизни. А этого немало. Андрей что-то говорит, но вместо него я вижу просто тень, облепленную, словно газетной бумагой, нашими общими обидами, невысказанными словами, незаконченными разговорами. И эта тень с цинизмом мясника плещет мне в лицо все новые и новые порции убийственной правды. Его правды.

— Я хотел секса, Ева! Да, пока ты носилась со свей тяжелой беременностью, я пытался делать вид, что все нормально и мне вполне комфортно в двадцать восемь лет быть мужиком, которого по несколько недель не подпускают к постели. Я никогда тебе не изменял до того дня.

— Ждешь похвалы? Медаль за отвагу и мужество? — Усталость от прошлого накрывает меня с головой.

— Жду понимая, хоть какого-нибудь.