Осень и Ветер

— Она не будет носить чужую фамилию, Ева, — говорю спокойно и взвешенно. — А ты — как пожелаешь.

— Я тебя не понимаю, — говорит Ева дрожащим голосом.

Ладно, согласен — я завернул слишком круто. Хочется от души выматерится, но даже в уме держу язык на поводке, потому что рядом Хабиби. Я привык быть бескомпромиссным, потому что мир, в котором я теперь существую, жесток к нытикам и слабакам. Вот и пру напролом там, где нужно притормозить.

Противен сам себе, потому что какими бы ни были мои чувства к этой женщине, я не хочу видеть в ее глазах страх. Тем более, когда она держит на руках моего ребенка.

— Давай прогуляемся, — говорю сдержано, хоть внутри все клокочет. — Я с водителем.

— Хочешь куда-то нас увезти? — Ее пальцы с короткими ноготками впиваются в Хабиби так сильно, что я понимаю — забрать ребенка я смогу только из ее мертвых рук.

«Ты не знаешь, через что я прошел! — орал мне в лицо тот придурок. — Ты не знаешь, что такое хотеть быть рядом со своим ребенком и не иметь ни единой возможности что-то изменить!»

Тогда я в самом деле не знал. А вчера, узнав, чуть не развалился на куски. Ночь не спал, скурил пачку сигарет. Даром, что не напился. О чем я только не думал: от желания вломиться к Яну и просто забрать дочь, до долбанного шантажа. Даже хотел предложить Еве денег. А потом увидел себя со стороны и понял, что деградирую, превращаюсь в ее бывшего, и что однажды могу вот так же ударить уже по моему ребенку.

— Просто покатаемся немного, Ева, — говорю еще на полтона спокойнее.

— Я не хочу, — противиться она.

— Прости, детка, я не спрашиваю.

Нарочно выбираю это слово, помня, как она таяла от него. Пристально всматриваюсь в лицо, ищу там … я и сам не знаю, что. Брожу по карте ее морщинок, в надежде отыскать подсказку — и не нахожу ни одной.

— Я замужем, Ветер. Не стоит искушать судьбу. Будет не правильно, если нас увидят вместе и слухи…

Вздыхаю, достаю телефон, нахожу фотографии, которые вчера нашел мой начальник службы безопасности и кладу телефон перед Евой. Она смотрит так, будто я предлагаю выпить яд. Приходиться забрать у нее Хабиби и чуть не силой впихнуть телефон в ладонь. Пока Ева пальцем листает снимки, я щекочу дочь и теплею в лучах ее детской непосредственности. Так вот оно как — держать в руках смысл жизни. Хабиби заинтересовалась часами и я, не раздумывая, снимаю их. Малышка счастливо хихикает, получив трофей.

— Кто это? — не понимает Ева.

— Виктория Новикова. Успешный адвокат по бракоразводным процессам. Проиграла всего несколько дел, настоящая акула.

— И?

— Ты мне скажи, что это за «и». И зачем твоему счастливому мужу в счастливом браке трижды с ней встречаться.

Ева осторожно, словно мину, кладет телефон на стол и протягивает руку к дочери. Не забирает, но я вижу, как дрожат ее пальцы, когда она гладить щеку Хабиби. Мы просто молчим.

— Хочешь меня доломать, Садиров? — с печальной улыбкой спрашивает Ева, наотмашь ударяя меня обреченным взглядом.

Нет, блядь! Я хочу больше никогда тебя не видеть и не знать, но у судьбы на нас другие планы, и я, как всегда, должен все разрулить. Наиль Садиров умеет решать проблемы: подкупом, шантажом, угрозами, честно и нечестно. Главное не способ, главное — результат.

— Поехали, — говору грубо и, не дожидаясь ее ответа, иду к двери. Пока Хабиби у меня на руках, Ева покорно пойдет следом. Сейчас этого достаточно.

Мы садимся в машину, и Хабиби снова перебирается к матери на руки.

Ева так близко, что наши бедра соприкасаются. Отворачиваюсь к окну, подавляя желание отодвинуться. Я — Наиль Садиров, и мое имя многих пугает до усрачки, но в эту минуту я до чертиков боюсь вот эту маленькую женщину. Кто еще кого доломает, Осень.

— Хабиби часто укачивает, — говорит Ева, и я прошу водителя ехать медленнее.

Через две четверти часа мы уже в тихом сквере: октябрь на удивление теплый и солнечный. Дорожка из желтых листьев сама стелется под ноги. Хабиби выворачивается ужом и Ева, посмеиваясь, ставит ее на ножки. Дочка сразу бежит вперед, и Ева тут же порывается следом, но я ловлю ее за руку. Прикосновение ее пальцев обжигает, будоражит воспоминания, которые я давно похоронил.

— Пусть гуляет, Ева, угомонись.

Она рвет руку, тянет на себя: в глазах плещется паника.

— Отпусти меня! — чуть не плачет.

Хабиби останавливается, поворачивается и топает обратно, крепко зажав в кулаке мои часы.

— Видишь, ничего не случилось.

— Я так не могу, Садиров. Тебя слишком много в моей новой жизни. — Ева отстраняется, и на этот раз я выпускаю ее ладонь. — То ты исчезаешь, то, вдруг, появляешься и роешься в грязном белье нашей с Яном семьи. Достаешь какого-то адвоката, говоришь загадками. Может, достаточно для первого раза?

— О чем ты? Какой первый раз?

Она набирает воздух в легкие, поправляет волосы, и я замечаю крошечную отметку шрама у нее лбу.

— Думаю, Ян не станет возражать, если ты будешь видеться с Хабиби… пару раз в неделю. Под присмотром одного из нас.

Ощущаю себя нокаутированным по самые гланды. Нужно взять паузу, нужно проглотить слова, которые я чуть было не бросил ей в лицо.