Осень и Ветер

Когда мы вернулись с горнолыжного курорта, я решил плюнуть и растереть. Даже с горя трахнул ее сестричку в тот же день. Прямо из аэропорта поехали к Веронике и утешили друг друга. Она сразу сказала, что подвисла на Наиля, а он ее послал. Так мы друг друга и утешили. Только из ее дома я сбежал так быстро, будто за мной гналась дюжина чертей. А проклятая Ева не выходила из головы. Почему я тогда не придал этому значения? Не задумался, что простой азарт, незаметно для меня, перерос в любовь? Наверное потому, что я впервые почувствовал ее горький вкус, и не распознал. Не с чем было сравнивать.

В общем, я твердо решил послать Шустову куда подальше, тем более, что она еще раз, прямо и конкретно сказала, что между нами ничего не клеится и максимум, что она может предложить — дружеское общение. Дружеское, мать его, общение. Я покивал, как барана, печально сказал «другом быть не согласен» — и свалил. Мне бы еще тогда догадаться, что не просто так она карамельничает, рубит с плеча и даже не пытается дать мне шанс, хоть я сделал для нее больше, чем делал для любой женщины, которую еще не затащил в постель. Обычно хватало пару неожиданных визитов, цветов и похода в ресторан. Максимум — недорогая ювелирная безделушка. А тут не спас даже дорогой горнолыжный курорт. Еще и дочь ее прикипела к Наилю, так что я в этой троице — мой лучший друг, женщина, которую я хочу и ее ребенок — мне явно не было места.

Я хорошо помню, как все рухнуло. Я был в ее клубе в ту ночь. Немного выпил, как раз крутил с очередной Безделушкой, когда увидел Еву. И снова меня повело от ее вида. И сам не сообразил, как уже сидел в машине и ехал за ней следом. Поговорить что ли хотел, когда застану у дома? Так увлекся, что не сразу понял, что едет моя Неприступная крепость совсем не домой. И еще долго сидел в машине под подъездом дома Наиля, пытаясь понять, что за херня вообще происходит. Даже пытался убедить себя, что это просто совпадение и в три часа ночи она ездит трахаться к кому-то, кто здесь живет, а не к моему лучшему другу. Два часа просидел, глаз не сомкнул, чтобы в итоге увидеть правду. Наиль вышел ее провожать: в одних домашних штанах, даже без рубашки. Прижал к машине и целовал так, что у меня сомнений не осталось, чем они занимались эти два часа. Так увлеклись, что даже не заметили мою машину.

Сам не знаю, как сдержался и не вышел к ним. Мысленно убил обоих, потом воскресил и убил еще раз, и снова, и снова, но легче не становилось. Вот тогда и узнал, как болит ревность.

Утром моя верная ищейка — Серега Кирилов по кличке «Питбуль» — уже взял след. Сладкая парочка переписывалась и созванивалась целыми днями. В пятницу Питбуль выследил их в торговом центре: покупали подарки Марине. Я смотрел на фотки и думал только об одном: что ты, Шустова, в нем нашла? Никакой же, скучный, нудный. Никакой, блядь!

Позвонил Наилю под предлогом посоветоваться насчет финансов, так и сяк подводил его к разговору о бабах, но он тупо игонорил все попытки поговорить «за жизнь» и даже отказался встретиться, и выпить. Я все ждал, что признается, покается — друг же все-таки. Нихера.

И вот тогда-то все покатилось в жопу.

Я хотел, чтобы им было так же хуево, как и мне.

Поэтому подослал «доброжелателя» (Питбуля) с фотками к Евиному бывшему. Сперва Питбуль скормил ему инфу о том, что Ева вывозила ребенка из страны без его разрешения, после чего этот придурок без тени сомнения поверил в историю с планом лишить его отцовства и оформить Марину на «хачика без роду и племени».

Если бы я знал, чем вся эта херня кончится. Господи, если бы я только знал…

Я делаю глоток и смотрю на часы: половина третьего ночи. Не спешишь, Садиров. Вот он я, жду тебя во всеоружии. Буквально, потому что рядом, на расстоянии вытянутой руки, лежит заряженный «Глок».

Я не хотел, чтобы пострадала Марина.

Два года прошло, но я до сих пор вижу во сне эту девочку с немым укором в глазах. И просыпаюсь от кошмаров, видя в кромешной тьме кроваво-красную вину на своих руках.

Я ведь поехал к Еве, чтобы во всем ей покаяться. Знал, что не простит, но должен был излить душу. А потом увидел ее сломанную, разбитую, пустую, словно решето, которому, сколько воды не черпай, никогда уже не стать полным. И понял, что другого шанса у меня не будет. Что вот оно — мое искупление. Вытаскивать ее из болота отчаяния, быть рядом и помочь снова встать на ноги. Гремучая смесь из ревности, обиды, чувства вины и надежды заставила меня идти по дорожке лжи и притворства. И где-то там, за очередным поворотом, я понял, что одержим любовью к этой исполосованной судьбой женщине. Что ее взгляд мне милее света в окне, а когда она впервые за полгода улыбнулась, я чуть не усрался от счастья.