Осень матриарха(СИ)

- Так меня это вовсе не касалось. Братство Зеркала устраняло и не такие проблемы, - ответила Та-Циан. - Всему своё время.

"И каждому времени свой плод, верно? Вы могли выловить из моих мыслей похожие слова".

- В тот день я многое угадала из чужих слов, что каким-то боком пришлись к ситуации. Ритуал, которым вводят в племя только что отчеканенного человечка, величав в своей простоте. Родильница в нём не участвует. Младенца, всё равно - девочку или мальчика, - держит либо одна из других жён счастливого отца, либо чья-либо старшая сестра. Что важно: прежде чем начнутся смотрины, дитя имеет право само полюбоваться своей будущей роднёй. Ибо в Степи считают, что ничего пока до конца не решено и одна из сторон, так сказать, может передумать. А то и обе сразу.

Так что состязания, которые украшают свадьбу и куда реже случаются на тризне, по сути дела и составляют смысл Удачной Встречи и Счастливого Наречения.

Валиулла сказал мне:

- Я хочу, чтобы моё дитя взяла светлая Таригат: у неё самые верные руки. А Раима пускай держит матушку под локоть, чтобы утвердить связь между вами тремя.

Причин отказать у нас не было, разве что на днях мою девочку настигли первые в жизни регулы. Однако такое не считалось нечистотой, более того - вводило в круг "тех, кто жертвует земле". Имелось в виду - частицу себя. По этому поводу я начала лихорадочно пересчитывать, сколько же времени сижу на месте: получалось не так уж и много лет, по крайней мере, не чёртова дюжина. Когда полагается с этим начинать и когда оно заканчивается, я в точности не знала: мама Идена испытывала сии неудобства лишь при полной луне, как говорят о ликантропах, я же лет с двадцати обходилась вовсе без них. Собственно, зачинают ведь женщины в пятьдесят, пятьдесят пять и даже в шестьдесят, хоть месячные для них давно миновали?

Шатёр третьей жены нарядили в белое, нас трёх, стоящих перед фасадом, - в цветное с приличной случаю защитой от влаги: вдруг польёт снизу или (что менее вероятно) сверху? Чтобы не потревожить героиню праздника, назначена была не кавалерийская рубка, но стрельба из луков. Я так полагаю - в честь меткости легендарного Вильгельма Телля, о котором здешние были наслышаны. В том смысле, что в обоих случаях был ребёнок и, возможно, яблоко. А, может быть, в память Робин Гуда, хотя, повторяюсь, ни один угонщик скота и самозваный рейнджер не признает себя разбойником, пускай и благородным. Народу кругом стеснилось много, мишени расположили где-то метрах в ста, оттого нам с Раимой не было обидно, что не усадили на подушки.

Надо сказать, что зрелище было куда более красивым и впечатляющим, чем схватки на кривых клинках. Там движения настолько быстрые, что неопытный глаз и вообще не ухватит ничего помимо облака пыли, сверкания и да - лязга. Я, правда, ещё в той жизни приобвыкла оценивать такую цветомузыку.

И к тому же трельба куда опаснее для зрителей. Клинок редко ломается и улетает в толпу, но вот оказаться на пути заплутавшей стрелы большой проблемы не составляет. А всем за спинами лучников не укрыться, да и неохота.

Мигом составились две команды: с одной стороны наши молодцы (и, безусловно, молодицы), а с другой - почётные гости. Этих было немного, так что выступили всем строем. Бросили жребий: восемь мишеней, по четверо стрелков от каждой команды.

Когда все в лад поднимают мощные луки и натягивают тетиву до самого уха, а потом враз отпускают, поблёскивая массивными перстнями с когтем на месте печатки или камня... Это как аккорд на роговой арфе, в который вплетаются голос ветра, посвист стрел и финальный удар в вязкое дерево.

Идрис - о Терги, я даже не скажу сейчас, когда он утвердился на линии: во второй череде или в третьей, когда выбыли все их неудачники. Нет, никто из них не угодил в молоко, в отличие от нас, хозяев. Они меняли своих людей, если кто не попадал в центр нарисованного круга. В яблоко, ну конечно. Не попасть означало спечься. Печёное яблоко с молоком и сахаром... Заговариваюсь, как вы понимаете. Вспоминая тогдашнюю жару.

Юноши дружно вздохнули.

- Так вот, он как стал, так и держался до самого конца.

Оттого, что я нянчила безымянную малышку, а Раима прикасалась пальцами к моему локтю, я чувствовала землю почти так, как, по моим представлениям, ощущала её моя дочь: единым существом, бескрайним, но в то же время замкнутым и ведающим свои пределы. Ритмические волны смертей и рождений, колышущаяся пряжа звука и света, а в самой сердцевине всего - некая вибрация, подобная натянутой струне. Осознанием земли, её разумом был человек, причём властвовал он здесь и сейчас...

Рене слегка напрягся, боясь потерять нить повествования - возможно, ту самую струну или стрелу.