Осень матриарха(СИ)

- Вольно тебе было взять Хорта, - вздохнула мама Ида.

- Я ему доверяю, - ответила я спокойно. - Вообще мужчины в этих делах куда надёжнее дам: сантиментов не разводят.

- Ну, если говорить без дураков, то с твоими старшими братьями была полнейшая мерзость, - поделилась она. - В отличие от тебя самой. Но не думай, однако, что ты выкатилась из моих недр, будто ясное солнышко: всякого хватало. Только я вроде бы не выталкивала тебя, а ты сама пробилась наружу большой, сильной рыбой. И очень быстро - мне ещё пеняли, что при таких молниеносных родах малышка не успеет приспособиться к изменениям. Но ничего: ты даже не плакала, а рявкнула разок чуть ли не басом - и сразу стала изучать на потолке что-то своё.

- Не стоит надеяться, что мне повезёт больше, чем тебе самой, - ответила я с хорошо рассчитанной улыбкой.

И тогда матушка подарила мне самое умное изречение из тех, на какие была способна:

- Не тревожься. Дамы нашего рода, женщины из Леса потому ещё живут много дольше своих мужчин, что правильная боль даёт закалку. Только не когда роды идут вразнос и тебя конкретно плющит.

И вот я отправилась в паломничество по родным местам, взяв с собой двух эркских юнцов из недавнего пополнения: проще говоря, охрану. Время было спокойное, разъезжать повсюду вооружёнными до зубов стало немодно, и отчасти поэтому ко мне прибился Ной Ланки: вспомнил о своём побратимстве и всяких прочих нюансах взаимоотношений.

- И куда тебя несёт? - сказала на прощание матушка, крестя мой уже солидный животик. - Там ведь далеко не как раньше. Тебя-то, может быть, и помнят...

- Да не в таком виде? - подхватила я реплику. - Не беда, по одёжке встречают, по лицу провожают, а моё пузо всё-таки не впереди лица бежит.

Более всего меня раздражала широкая юбка на помочах. Бывают ведь брюки или шаровары, которые поддерживают низ и при этом имеют вполне пристойный вид, верно? Моим же спутникам было не по нраву, что технику пришлось бросить километрах в десяти от Зент-Ирдена: на этом пути он служил заставой. Ну а как иначе? И дорога такая, сплошной наст и подтаявший снег, что меня на ней куда хуже растрясёт, и зверь большого переполоха не любит. В детстве мне казалось, что родичи нарочно шумят перед началом пушного сезона, чтобы те, кому надо, успели заховаться подальше, а их бы встретили самые беспечные представители племени. Сейчас-то был конец охотничьей поры.

И вот что меня удивило: дорога показалась много длиннее прежнего, но мой малый и милый мир остался таким же, как раньше. И дома те же: не потемнели - куда уж им больше! Не покосились: прямыми в землю на вершок ушли. И одёжки те же: кто хочет новья - те давно в город перебрались. И ружья: иными, может, и убьёшь поболе, но как на это сам зверь поглядит? Изменились лица. Кто ушёл, кто родился, кто постарел.

Но вот старшая бабка Сидна держалась нерушимо. В лесу ведь так: кто перевалил за девяносто, тому и жить привычно, и смерть не страшна. Сколько хочет, столько и живёт.

Вот она меня и спросила вместо "Здравствуй, внука":

- Откуда у тебя это?

И палец с длинным ногтем протянула вперёд и вниз.

- Размножилась почкованием, - отвечаю. - Примерно как древесная ветка отростки пускает.

- Ты мне зубы-те не скаль, - перебросила лямку винтовки с плеча на плечо. - Кому-кому, а тебе не от всякого Якова можно.

Увидела, что молчу, - переменила музыку:

- Сюда-то, в лес, к чему явилась? Вот не поверю, что с одной скукоты. Горянка смолоду была, горянкой и осталась.

- Моя дочь должна быть сильной, - ответила я словами Джена. - Иначе шкура не стоит выделки.

Прабабка руку убрала, ствол на плече поддёрнула, чтобы не давил. И говорит устало:

- Может, и права ты. Видать, не страховито тебе жизнь, что монету, на ребро ставить. Играй, да смотри, как бы не доиграться.

Словно в воду глядела.

Лекари здесь были домотканые, повитуха одна, но учениц три или четыре, младшая - совсем молоденькая. Сроки считали не по дням, а по приметам. Знали, что девка в чреве дольше парня сидит - та самая выделка ей потребна куда более тонкая. Все они меня предупреждали. Хорт ведь тоже, но у него шло как бы обмолвкой.

Словом, я не поверила, когда мне велели сидеть в своей комнате и особо не колыхаться. А, может, нарочно так устроила - запереть себя можно было и в эдинских стенах. Да и приказывать мне было без пользы.