Осень матриарха(СИ)

- Вот-вот отсюда на широкий простор выйдем. Но в тесном городе - уйма чужих глаз, а посреди степей - хоть и сотня всего, да своих. Уж извини старика, который рядом спит, да не спит, живёт, да ночей бок о бок не проводит: не годится тебе слыть общей подстилкой. Храма в поле за семь фарсахов не увидишь, тем более подходящего. Иметь в отряде постоянного друга - годно, только не для тебя. Вот если далеко на стороне и пребывать в мечтах - самое то.

- Выдумать, что ли? - спросила я. - Изобрету, положим. А с тобой тогда что сделается?

Видите ли, он ко мне дышал ой как неровно: в смысле Пигмалион влюбился в Галатею. Кормили-то меня уж давно не сывороткой из-под простокваши да овсянкой, и наряжали не в домотканину, а в лучший гвардейский фуляр и габардин. Про сапоги и речь молчит: натаскали всяких, пар, что ли, семь, и фирмы совершенно исключительной.

- Побрататься нам нужно, если, конечно, ты не против, - сказал Керм. Как отрубил.

А названый, крестовый брат или сестра во всех традициях - человек очень важный. В Динане особенно - и до сих пор так.

Я тогда ответила:

- Твои слова для меня честь. Но тебе - дай Терги, чтоб не обуза сверх всяких возможностей. Подумай сам: брак можно расторгнуть. Дети из дому уходят. А такой союз одна милая земля похоронит, и то наполовину.

Ибо долг побратима перед погибшим побратимом - выше всех иных долгов. Хотя по непреложному правилу в единое целое такие клятвенники не соединяются.

Ну а "милая земля" - это родина. Лучшая любовница изо всех возлюбленных. Помимо Бога, разумеется. Вот ей как раз отдаться можно всей плотью.

Так мы с Кермом и решили, что не отменим сговора, а подумаем оба. Отложим сколько ни на сколько.

Буквально через день он мне говорит:

- Ты из высоких и безупречного рождения, а одну кривую саблю в руке держала. Это для простых всадников: для офицеров и пеших поединков нужен прямой клинок.

Дуэльного кодекса ведь новые власти не отменили: было не с руки. Вот мы на досуге и развлекались.

- И что теперь делать? - спросила я. - Как-то не вижу себя в роли высшего командного состава. А для простых бойцов и плеть-семихвостка сойдёт.

Читали Лескова "Очарованный странник" - о киргизских обычаях? Как там герой спорил со степняком из-за покупки лошади? За обладание девушкой тоже нередко "на перепор" идут - с её прямого согласия. В Динане, особенно глубоко в долинах и высоко в горах, до сих пор бытует нечто похожее.

- Запас карман не трёт, - буркнул он. - Я ж тебе говорил: раз судьба тебе идти другой стезёй отрежь косу. Не сделала - ты ж меня никогда толком не слушалась.

Если бы знала, что долгий волос под стать уму - это навсегда, поддалась бы тогда уговорам. Кто ж его знал...

Тем временем я неумолимо хорошела, Керм начинал от меня уставать. Требовалась своего рода прививка от плотского желания.

- И кто из шпажников для меня у тебя припасен? - спросила я. - Такой, чтобы уж точно в волосах не путался.

- Он точно будет, - ответствовал Керм. - Искусный до невозможности. Баярд Ной Ланки. Бессмертник.

Надо объяснить, что баярд не имеет ничего общего ни с легендарным рыцарем, ни с бастардом. Это вроде комиссара первых годов рутенской соцреспублики, но больше с уклоном в ликбез и культпросвет, чем в политику. А бессмертник...

Я видела красавца лишь мельком. Небольшой, ухватистый, смуглая кожа, острый нос, седые волосы - чисто орловский рысак, они в ранней юности законно обесцвечиваются, а вовсе не от каких-нибудь там переживаний. Порода такая благородная. Глаза рыси или кошки: янтарные. Может быть, цвета мёда, когда направлял взоры на иной пол. Чаровник и редкостный блядун, причём ухитрялся так устроиться в жизни, что никто из отоваренных дам не был на него в обиде. Из мужчин - тоже: тех, кто выжил. Шучу...

Так вот, судя по имени-фамилии (мы ведь все как один в писаных родословиях знатоки), был сей Ной, Нойи, как мамочка прозвала и бабы подхватили, таким пуританином и кэлангом, что даже страшно. Как его занесло в ряды красноплащников, никому не ведомо. Но ведь были же в рутенской армии военспецы из бывших? Мы именовали таких "бессмертниками" - ибо по-быстрому уйти с этого света дерзкому и наглому никто не даст.

Что сей побег упёртого христианского корня принялся рушить все заповеди гуртом и чохом, не было ничего удивительного. Но вот что такое сходило ему без последствий, позывало на неприятные размышления.

- Подсыл? - спросила я, - Лазутчик?

- Нет, - тотчас отозвался Керм. - Тогда бы его главным говоруном не назначили, упрятали бы понеприметней. Да и я на него то и дело с намёком зыркаю - удрал бы.

- Щёголь? - снова предположила я. - В зеркальце часто смотрится?