Осень матриарха(СИ)

- Почти все внешние приметы совпадают: выкуп, который боги берут, чтобы город стоял нерушимо, звание священной жрицы, золотые волосы до колен, нагота или нечто настолько противоположное, что кажется тождеством. И жертвы лошадьми и молодыми мужчинами в расцвете сил: я прав? Языческую легенду всего лишь ловко подверстали под реальное христианское средневековье.

Что выкупать придётся человеческой жизнью, мы оба поняли распрекрасно.

Я, помнится, ещё прибавила:

- Вы правы - сходство поразительное. Не хватает разве что лошади.

(И юноши, хотела дополнить. Но это была бы слегка другая опера.)

- Успеете наездиться, - ответил он. - Но я запомню.

Будто о Лэн-Дархане тех времён сказаны крылатые слова: "Всем сразу в парчовый мешок не вместиться, все драгоценности вмиг оттуда не высыплешь, но стань иглой, в которую продета нить, - пройдёшь внутрь и, уходя, потянешь за собой жемчужное низанье".

Мы зашли в один из домов, неотличимый от многих, и спустились в подвал, оттуда - в подземный ход, удивительно сухой и светлый от втиснутых в стены крошечных ламп. С невысокого сводчатого потолка не капало, по известняку стен струилась росная испарина, уходила в узкие канавки по обеим сторонам мощёной тропы и бежала вспять. Здесь явно ощущался небольшой уклон вверх - человек, более слабый, чем мы, почувствовал бы его сильнее. Я не спрашивала: догадывалась, что мы оба давно вышли за пределы города.

- Какая интересная картина, - прошептал Дезире. - И вы ведь нисколько не боялись.

"Будучи приважены, они начинают слышать все твои верхние мысли, - говорил Керм. - Нет, не то тайное, что пока не оформлено словами. Однако выговоренное вслух, то, что проявилось и до того устоялось, много красивее".

- Вот как? - сказала она. - Да, бояться рядом с Волчьим Пастырем не получалось. Такой уж он был: что ни думай, что ни предполагай, как ни крутись, а выйдет по его. Разумеется, до известного предела.

Вышли мы не так чтобы скоро - я не однажды порадовалась, что обулась в башмаки без каблука, - но снаружи далеко ещё не стемнело и солнце стояло высоко.

Там тоже был жилой дом с комнатами, расположенными в беспорядке, - дикая перекрученная анфилада или лабиринт каморок, некоторые с двумя, а то и с тремя выходами. Мечта лисы-клаустрофоба. Внутри пахло множеством застарелых болезней и одной не столь давней. А в гостиной зале - дымом из разожжённого по-зимнему камина.

Хозяин приподнялся нам навстречу, откидывая плед, в который был закутан до подбородка.

То был Эржебед.

Я помнила крепкого пятидесятилетнего мужчину - передо мной был старик, иссохший, как ящерица. На морщинистом лице сияли глаза - пронзительно серые, с сумасшедшинкой. Мне стоило труда не показать, что я чувствую.

- А, привёл должницу, - сказал Эржебед. - Теперь уйди, дружок, но недалеко. И не вмешивайся, чего уж там.

И когда Дженгиль закрыл за собой дверь, скомандовал:

- Подойди и дай мне руки. Обе.

Я повиновалась. Думаю, он мог определять болезнь по характеру пульса, как старые мусульманские врачи школы Авиценны.

- А теперь распахни накидку на груди. Да, и чекмень тоже.

Рука, которая бесцеремонно сжала мой левый сосок, расплющила молочную железу и налегла на рёбра, казалась ледяной.

- Всё. Ничем твоя плоть не больна, уж поверь. Разве что сугубым воздержанием. Если не будешь в мыслях мусолить болячку - истончится и пропадёт. На картинках она показывается как тень, верно?

Я кивнула:

- А что она такое?

- Опредмеченная мысль. Я немного философ и выражаюсь соответственно. Тебе надо делать то, для чего ты предназначена, для чего родился на свет коренной народ. Объяснять не буду, рано тебе и не поймёшь. Сеанс окончен!

Я поднялась, запахиваясь потуже: хоть камин нагнал полную комнату смрадного тепла, жарко мне вовсе не было. И уже было раскланялась, как Эржебед сказал:

- Э, а мой гонорар?

_ Вы о чём?

Но я уже поняла тогда.

- Вы все думаете "Врачу, исцелися сам", что ли? Даже когда у него канцер в последней фазе, а вы сами подозреваете такое у себя и копаетесь.

- Я никогда не занималась практикой этого рода, - проговорила я, пытаясь изобразить удивление.

- Врёшь. Ну ладно: зайдём с другой стороны, хотя жаль тратить время на длинные фразы.

Сам он тоже отчасти лгал: дыхание у него ни разу не прервалось.

- Ты мне дала обещание. Мало того - подтвердила с этаким пафосом. Надпись телсными гуморами на стене помнишь?

Я молчала - что было можно тут сказать.

- "Доктор, дайте мне смерть - иначе вы убийца", - с известной насмешкой повторил он слова Франца Кафки.

И, не дожидаясь моей реакции, добавил:

- Ты вполне можешь отказаться от такого. Большинство сочтёт тебя прожжённым гуманитарием. Немногие из зорких углядят неумёху и труса. Но я знаю, что ты иная.