Осень на краю света

Они сидели у верстака кто на чем: отец Димитрий приспособил на роль стула большой алюминиевый бидон, Федоров уселся на часовом корпусе с красивым восьмигранным стеклом в дверце, Юрий Григорич завладел единственным табуретом. Водка с закуской расположились на верстаке. Рюмки — советского образца, с золотой каймой по краю — нашлись в маленькой тумбочке под столом: видно, Карлсон частенько залетал сюда с друзьями. При такой-то мощной жене оно и понятно, согласился Юрий Григорич.

— Дети-то у вас есть? — спросил он невпопад.

— Двое. В школе. — Федоров, увлеченный хмурыми мыслями, ответил машинально.

Отец Димитрий закурил и снова налил.

— Веришь, не веришь, а решать проблему надо, — сказал священник, протягивая рюмку участковому.

Крыша, нависающая почти над самой головой — изнанка обрешетки была прикрыта тонкой фанерой, — похрустывала. Через мутноватое окно было видно, что солнышко все еще на месте, хотя уже ощутимо склонилось к горизонту. Федоров пару раз оборачивался к лестничному проему в полу, прислушивался, из чего Юрий Григорич сделал вывод, что его Юлька все-таки представляет реальную угрозу даже здесь. Выпив, Федоров долго молчал и посапывал.

— Ребята, я не хочу с этим связываться, — наконец выдал он негромко.

— Никто не хочет, — безжалостно протянул отец Димитрий. — Но придется. Им надо будет, они тебя и из-под бока жены вытащат, и в сарайчике этом достанут.

— Да что я могу-то тут? Арестовать всю нечистую силу в округе? — пожал плечами участковый.

— Много чего ты можешь, было бы желание.

Священник смотрел на Федорова строго и требовательно. Юрий Григорич не придумал ничего лучше, чем продублировать этот взгляд. Карлсон заерзал и отвернулся.

— Рассказывай про кражу иконы, — приказал отец Димитрий.

— Что рассказывать?

— Сам теперь понимаешь, в каком аспекте.

— Да там вроде ничего такого не было. — Федоров призадумался, потом потряс мясистой головой: — Исключая тот факт, что неизвестно, как икону дернули. У церкви камера на столбе висит. Хунько повесил. Меценат. Так вот на записи никого, кроме Иваныча, не было. Колян… Сапегин, следователь из Калуги, пытался на Томина это повесить. Но сами понимаете… В остальном всё по-честному. Четверо москвичей банально отравились угарным газом. А икона пропала.

— Время смерти?

— До трех часов ночи.

— В печи действительно был неисправен дымоход? — встрял Юрий Григорич.

— Вроде как.

— Что значит «вроде»? Вы чем занимались все это время?

— Ну…

— Карлсон, не тупи, пожалуйста.

— Что ты пристал, Юрик! Там печка голландка, старая. Хрен ее поймешь — есть тяга или нет. Топили до этого еще прошлой зимой. За лето дымоход мог забиться. Так-то проверяли, вроде дым уходит. Но они точно угарным газом отравились — это подтверждено. Специалист сказал, что при определенных факторах могла возникнуть обратная тяга. Теоретически то есть такое возможно, и даже очень легко.

— И вы успокоились на этом? — спросил Юрий Григорич.

— А что надо было делать? — набычился Федоров.

— Икона-то пропала, понимаешь ты или нет? Значит, кому-то надо было, чтобы они задохнулись. Мозгами шевели, Карлсон!

— Сапегин считал, что их убил Федор Томин, — мстительно заметил Федоров.

— Нет, — твердо произнес отец Димитрий.

— Вам виднее, — согласился участковый. — Только вашу уверенность к делу не подошьешь.

Отец Димитрий некоторое время разглядывал Федорова, перебирая бороду, дождался, пока тот занервничал, и только тогда отвлекся на разлив водки. По крыше резко стукнуло, Юрий Григорич от неожиданности вздрогнул. Оказалось, птица: быстрые шаги прошуршали наискосок по скату.

— А, вот еще что! — встрепенулся Федоров. — Я ж там первый все осматривал. Одна странность была. Сторожка из двух комнат, так? Одна как предбанник, сразу после входа — там два охранника сидели. И вторая — следующая, где эксперты ночевали. Ну вот. Лица-то у них, понятно, не очень приятные были. Но у одного охранника, что у стола лежал, выражение такое… как будто он кошмар увидел. Это, наверное, по вашей части.

— По нашей, — заверил отец Димитрий.

А Юрий Григорич обреченно вздохнул. Была на-дежда, что вся эта чертовщина просто параллельно тут творится. Ан нет — выходит, и в деле с иконой без нее не обошлось. Видел что-то охранник, оттого и испугался. И умер…

— Как бы нам самим такое не увидеть, от чего копыта откинуть придется, — мрачно пошутил Юрий Григорич.

— Увидишь, — пообещал отец Димитрий.

Умеет ободрить человек, ничего не скажешь! Пономарь закурил. На чердаке и без того было накурено — не продохнешь: дым стелился слоями, завивался в кренделя перед открытой форточкой.

— Вспоминай, милиционер, кто тут у тебя есть из новоприбывших? — наклонился к участковому отец Димитрий.

— Да каких новоприбывших! — усмехнулся Федоров. — Деревня, наверное, наполовину обезлюдела. Кто помер, кто в город подался. Что тут делать-то? Вон моим за двадцать километров в школу приходится ездить. Хунько разве что…

— Это который куриными яйцами торгует?