Осень на краю света

— Он много чем торгует, — кисло усмехнулся Федоров. — На одних яйцах так не поднимешься. У него и строительство, и перевозки… Палатки в Калуге на вокзале, говорят, тоже его.

— Федорыч рассказывал, что они с председателем тут землю колхозную распродают, — сказал Юрий Григорич.

— Может быть, — неохотно признал участ-ковый.

— Ты, Карлсон, целку-то из себя не строй, — добро улыбнулся Юрий Григорич.

— Да я-то чего? На то у них свои схемы есть, мне главное, чтобы криминала за ними не было.

— А на священников нападать — это не криминал? — полюбопытствовал отец Димитрий.

Федоров шумно вздохнул, поднялся и, пригибаясь под низким потолком, принес из дальнего шкафа длинный плоский кейс, обитый черной кожей. Разместив его на верстаке, щелкнул позолоченными, с насечкой, замками, откинул крышку: внутри лежало ружье, полуутопленное в красный бархат.

— Хунько сказал, что было у него подозрение — отец Андрей икону умыкнул. Ребята его к нему подкатили, ну и слегка перестарались. Отец Андрей получил отступные. И взял их. Сам сказал, что претензий не имеет. Ну а мне Хунько вот — ружье подарил.

— Это не ружье, милиционер. Это Хунькин грех. И он теперь твой, — произнес отец Димитрий.

— Чего? — насторожился Федоров.

— Теперь получается, что это ты сломал руку настоятелю, — пояснил свою мысль священник.

— Не-не-не! — выставил руки, будто что-то отталкивая, Федоров. — Я с этим не согласен.

В голосе его звучал неподдельный испуг. Отец Димитрий и Юрий Григорич молча смотрели на участкового. Тот хотел еще что-то сказать, но вдруг как-то весь потух, нахмурился.

— Выкину! — вскинул голову Федоров. — Если вы так все это… Вот прям сейчас пойду и в ручье утоплю!

Он хлопнул крышкой, двинул было чемодан к себе, но Пономарь припечатал ящик ладонью.

— Полагаю, можно избавиться от него и без красивых жестов.

Он вопросительно обернулся к отцу Димитрию, тот кивнул.

— Ну вот и ладненько, — обрадовался Юрий Григорич и снова откинул крышку. — Как называется? Холант-Холант? Англицкая работа…

— Володенька? — донесся снизу приторно-ласковый голос федоровской жены. — А что ты там делаешь, голубь мой?

— Надо валить! — уверенно прошептал Юрий Григорич.

— Надо! — согласился отец Димитрий.

Юлька стояла внизу у лестницы, на ней был измазанный мукой фартук, выпирающие щеки горели румянцем, полуспрятанные в складках румяного лица глаза лучились добротой и задором, в руке мелкой дрожью подрагивала скалка. Федоров, спустившись первым, на всякий случай встал между ней и товарищами.

— Как дела, гости дорогие? — поинтересовалась Юлька все так же ласково.

— Спасибо за чай! — заявил Юрий Григорич.

Отец Димитрий молча поклонился. Сумка, висящая у него на плече, звякнула посудой. Женщина встрепенулась. Пономарь поудобнее перехватил кейс с ружьем и вслед за священником быстро двинулся к выходу. Юлькино дыхание обжигало затылок, Федоров поспевал сзади, на случай, если дело дойдет до рукоприкладства. Но обошлось: гости выскочили через калитку, еще раз поклонились хозяйке и, получив короткое энергичное напутствие, двинулись переулком вниз — к кладбищу.

Солнце все еще не село, ветра почти не было. Лужи подсохли, на загустевшем синевой небе чертили круги вороны. Переулок вывел на склон, заросший высокой травой. Чуть ниже уже начинались кладбищенские ограды, скромно выглядывающие из березовой рощи. Внезапно ударил колокол: тягучий перезвон покатился во все стороны, надолго замирая в воздухе. Деревня откликнулась разномастным собачьим лаем.

— Хорошо ты его развел, — сообщил Пономарь.

— Кого?

— Ну, с ружьем, — пояснил Юрий Григорич.

— Знаешь, чего испугался перед смертью охранник в сторожке? — помедлив, спросил отец Димитрий.

— Чего?

— Он к тому моменту, как пришли за иконой, еще был жив.

— Ну и?

— Ну и разглядел того, кто пришел за иконой.

— Ты это о чем сейчас?

— Черт стоял за спиной вора. Охранник был при смерти, поэтому увидел. С порога их видно.

— С какого порога?

— Жизни.

Отец Димитрий развернулся и быстро пошел вниз по склону. Юрий Григорич пару секунд постоял, обдумывая информацию, потом в несколько прыжков догнал священника.

— Я не верю в черта! — заявил он, дернув отца Димитрия за рукав пальто.

— Главное, что он в тебя верит.

Высокие стебли путались под ногами, с растопыренных метелок осыпались семена. Тропинка подвела к узкому проходу между крайними оградами…

Глава 17

…расплескивая лужи. Большая, блестящая даже в осенних сумерках машина брезгливо въехала в переулок и, переваливаясь на неровностях, поплыла мимо покосившихся заборов. Мягкий свет фар скользил по подсохшей грязи, опавшим листьям, подсвечивал нависшие над дорогой яблоневые ветки. Сухая трава с тихим шелестом царапала породистое брюхо и, примятая широкими колесами, упрямо поднималась за широкой кормой. На белоснежном бампере, перечеркнутом хромированной полосой, непристойно темнели капли свежей грязи. «Мерседес» двигался медленно, со скоростью пешехода.