Осень на Шантарских островах

-- Чего ж ты уезжаешь, если все нормально?

-- Так я ж ненадолго, -- ответил он. -- Только в Америку и обратно, пока нога отойдет.

-- Удивительно, что и отсюда можно уехать куда-либо дальше. Кажется, дальше и уехать некуда... Зачем ты уезжаешь? -- снова спросила она.

-- Для авторитета: всем докажу, какой я есть, -- заволновался Полудворянин. -- Лучшего стрелка флотилии бросили в грязь! Думают: раз инвалид, так и не годен ни на что. Мы, айны, не такие... Увидишь, во всех газетах обо мне портреты на целую страницу будут печатать. Только мне плевать на портреты, я и так красивый -- смотаюсь туда и обратно, пока нога отойдет...

-- Здоров ты врать... -- Она сунула руку ему под свитер и, нащупав рукоять ножа, вытащила его из чехла. -- Хочешь, сделаю тебе харакири?

-- С тебя станет, -- усмехнулся Полудворянин.

Когда она наклонилась к нему, платье натянулось на ней, оголив колени, и густые ореховые волосы обрушились сверху, закрыв и лицо, и колени, и грудь, так что стало темно перед глазами. Полудворянин ощутил ее дыхание возле лица и запах простого мыла, который исходил от ее волос, и пропустил руки ей под волосы, широко раздвигая их, как пловец воду, и осветилось ее лицо и шея, открытая до ключиц в круглом воротнике кофточки -- кожа на лице была нежная и гладкая на ощупь, ни ветер, ни дождь, ни работа не смогли огрубить ее...

-- Шурка, не дури... Сейчас сюда придут... -- говорила она, задыхаясь. -- Как тебе не стыдно... Руки холодные, больно... -- Ей удалось освободиться, и она оттолкнула его. -- Ты совсем меня не любишь, раз делаешь это... Ты думаешь, что это мне должно нравиться, а мне это не нравится...

-- Говорят, так только до первых родов, а потом уже нравится, -засмеялся он.

Она забилась в угол кровати, как затравленный зверек. Желание еще мутило ему голову, но он постепенно приходил в себя. Внутри у него будто отвалилось что-то, и он почувствовал такую нежность к ней, что у него перехватило дыхание. Она никак не могла к этому привыкнуть и боялась его в эти минуты. Эта девушка не знала до него никого и не могла его понять, и в эти минуты ему тоже казалось, что у него никого не было, кроме нее, и он знал, что любит ее...

-- Уходи, -- сказала она и посмотрела на часы. -- Ко мне должны прийти...

-- Кто к тебе придет? -- насторожился Полудворянин.

-- Что ты ко мне привязался? -- разозлилась она. -- Слышь, уходи! Уходи и не приезжай больше! Чтоб тебе утонуть в этой Америке!

-- Ладно, я на тебя не обиделся, -- сказал Полудворянин, хотя на самом деле он очень обиделся за ее последние слова.

Иванка открыла ему дверь и, когда он уже выходил в коридор, вдруг тихо сказала ему вслед:

-- Шурка, мне кажется, что я сегодня умру...

-- С чего тебе взбрело? -- удивился Полудворянин, останавливаясь.

-- Я чувствую, я боюсь... А теперь я решилась, и так боюсь, так боюсь, Шурка... -- непонятно говорила она.

Полудворянин взял ее за руку.

-- Иванка, ты не думай, что я тебя брошу. Вот только вернусь с плаванья, сразу тебя разыщу, разыщу ведь... -- говорил он и вдруг подумал: что, если это плаванье -- побоку, посадить ее в лодку и назад: уток стрелять, рыбу ловить, спать вдвоем возле теплой печки -- он не сомневался, что Иванка побежит за ним хоть на край света... и с трудом подавил в себе это желание.

-- Здоров ты врать, -- засмеялась она и затворила дверь, он услышал, как щелкнул замок.

Полудворянин вышел из барака и некоторое время шагал по грязи неизвестно куда, ничего не видя перед собой, потом остановился, застегнул куртку и направился в столовую.

4