Между тем в исторической науке уже довольно давно и предельно чётко обозначились два диаметрально разных подхода в оценке и самого «плана Маршалла», и его главных целей и задач. В ортодоксальной западной (Дж. Гэддис, Г. Прайс, А. Грегори[414]
), как и в российской либеральной историографии (Р.Г. Пихоя, Н.Е. Быстрова, А.А. Данилов, В.М. Зубок, Е.М. Халина[415]), всячески утверждается, что главной целью «плана Маршалла» было быстрое восстановление лежавшей в руинах европейской экономики, устранение всех торговых барьеров и модернизация индустриального потенциала ведущих европейских государств. Более того, этот план, по сути, реформировал «старый» европейский капитализм через внедрение в него высоких американских стандартов, производственных практик, норм и технологий, принципиально новой этики самих производственных отношений, научной организации производственных процессов, обновление всего промышленного оборудования и экспорт новых идей. Однако в советской и российской патриотической историографии (С.Г. Кара-Мурза, М.Ф. Полынов, В.Ю. Катасонов, Ю.Н. Жуков, Ю.В. Емельянов[416]) справедливо полагают, что «план Маршалла» вкупе с «доктриной Трумэна» и «Гарвардским проектом» Дж. Дэвиса представлял собой составную и очень важную часть предельно агрессивного внешнеполитического курса новой Администрации США, направленного на технологическую изоляцию всех стран социалистического лагеря, на активное поощрение экономической экспансии американских монополий и тотальную долларизацию всей мировой экономической системы, на усиление политики холодной войны и создание агрессивных военно-политических блоков, направленных против СССР и его союзников на Европейском и Азиатском континентах. Кстати, о том, что «план Маршалла» был важным инструментом холодной войны, направленным своим остриём против СССР, тогда же заявил и бывший вице-президент США Генри Уоллес,[417] ставший одним из основателей левой Прогрессивной партии США, которую поддерживала и вдова покойного президента Элеонора Рузвельт.Более того, многие историки, в том числе и зарубежные (Р. Джеффри[418]
), справедливо полагают, что для И.В. Сталина «план Маршалла» «был переломной точкой в послевоенных отношениях с Соединёнными Штатами». Он показал ему, «что с американцами больше нельзя сотрудничать, не поставив под угрозу сферу влияния Советского Союза в Восточной Европе». «План Маршалла» и «доктрина Трумэна» предвещали формирование антисоветского западного блока, и для того, чтобы оказать ему противодействие, И.В. Сталин постарался укрепить положение Советского Союза и коммунистического лагеря в Европе. Теперь главной его задачей в послевоенной Европе стало не сохранение «большого альянса», а ограждение «советского блока» «от губительного внешнего влияния».8. Германский вопрос (1944–1948)
Как ни странно, но военные противники Германии стали обсуждать судьбу её послевоенного устройства фактически сразу после начала Второй мировой войны, но пока только в общих чертах. Поэтому знаменитая «Атлантическая хартия», которую У. Черчилль и Ф.Д. Рузвельт подписали в августе 1941 г., носила во многом декларативный характер и планы в отношении Германии были очерчены в ней предельно расплывчато. Каких-то более конкретных заявлений по отношению к будущему Третьего рейха не последовало и в дальнейшем: ни в период работы I Московской конференции союзных держав, проходившей в сентябре-октябре 1941 г., ни после вступления в войну США в декабре 1941 г. Таким образом, как считают ряд историков (Ю.В. Галактионов[419]
), в 1939–1941 гг. союзники по Антигитлеровской коалиции всё ещё не выработали согласованной позиции на будущее послевоенной Германии. Более того, этого не произошло и значительно позже, когда в мае-июне 1942 г. в Москве были подписаны союзнические договоры между СССР, Великобританией и США, завершившие юридическое оформление Антигитлеровской коалиции, где содержание германского вопроса «не было официально сформулировано даже в общих чертах».