Осень. Подглядывающий (СИ)

Фомин ждал прямо напротив двери в уборную. Он прилепился к стене, как тень, отбрасываемая от какой-то, непопадающей в фокус фигуры, и дернулся вперед, когда я замерла на пороге. Быть объектом чьей-то зависимости так же плохо, как и зависеть самой. Возможно, он пока не понимал всей серьезности своих поступков, всей ненормальности нашей связи. А может, я мыслила о нем слишком мелко, потому что он все-таки был мужчиной, и значит, тоже нес ответственность. Так или иначе, он все еще чего-то хотел, а я не могла. Не могла.

- Уходи, - сказала я опять. – Не хочу на тебя смотреть.

Но он был таким же упрямым, как и мое отражение.

- То, что ты делаешь – неправильно, - сделала я еще одну попытку. – Любить – это не просто писать на полях записки или делать вид, что ты знаешь за другого, что ему нужно.

- А ты любишь?

- Тебя – нет.

- А его?

- Я никого не люблю. В этом-то и проблема.

Даже себя.

- Отпусти меня, пожалуйста. Я очень устала.

Когда я направилась к выходу, за моей спиной отчетливо ощущался холод.

7. Схватка.

Белый шум спал только к вечеру, когда примчалась Марго и заставила меня взять самое необходимое и отправиться к ней с ночевкой. Она, как обычно, развела суету: шумно болтала, гремела посудой, пытаясь приготовить нам ужин, хотя обычно просто заказывала что-нибудь в ближайшем ресторане с доставкой. Она пыталась создать подобие домашнего уюта, и я кивала даже на предложение принести мне плед, хотя мои плечи уже укрывал один.

- Собираюсь на выходные в Милан, полетели со мной?

- Полетели. – Хоть в Новую Зеландию.

- Погуляем, съедим что-нибудь жутко вкусное и калорийное, а потом накупим кучу шмоток и на всю ночь зависнем в каком-нибудь пафосном клубе «алкоголь-нон-стоп». Мы давно такого с тобой не делали.

- Давай. – Хоть сейчас.

- Попробуй, это вкусно?

Я послушно открыла рот, чтобы Марго положила мне на язык какую-то мерзость. Она умела готовить только пряное масло, и то потому что смешать и взболтать были привычные и любимые ее движения.

- Ну как?

- Паршиво.

- Я так и думала. Закажем пиццу?

Марк звонил трижды. В первый раз я бросила телефон через комнату, и от окончательного отключения его спасла только спинка дивана. Во второй раз скинула вызов. А в третий даже не посмотрела на экран.

- Он просто мудак, - заявила со знающим видом Марго, запивая последний кусок пиццы вином. – Видела я таких: одевают дорогой костюм и думают, что бонусом на них снисходит божественная благодать. Можно играть другими людьми, словно они шахматные фигурки, и при этом мочиться святой водой. Но внутри-то у них по-прежнему одна большая куча дерьма.

Она смешно материлась, когда пьянела настолько, чтобы забыть, с чего начался разговор. Я сказала, что хочу бросить универ, а она все равно все свела к человеку, который меня довел.

- Ты невероятная: красивая, умная, сексуальная. Даже я завалила бы тебя, будь у меня в штанах что-то посерьзнее пирсинга. Но мужиков ты, признаться, выбираешь отвратных.

Марк много чего мог бы на это ответить. Он вообще любил поучать, навешивая мне на лоб один ярлык за другим: сублимация, компенсация, отрицание… Иногда мне казалось, что он выбрал меня не за тело, которое посчитал желанным, а за пассивность и безотказность, с которыми я соглашалась с любым его мнением обо мне. Ощущение собственной значимости было в нем настолько сильно, что он не замечал правды – мне все равно, на какие его слова кивать

- А тот, другой, - вспомнила вдруг Марго, – тот, что прислал тебе цветы – какой он?

- Еще очень маленький, - усмехнулась я.

- Запомни, дорогая, если мальчик дорос до покупки такого букета, ты не имеешь права принижать его попытку. Я рассказывала, что мне дарили парни, когда мне было пятнадцать?

- Только не говори, что презервативы.

- Как ты могла подумать такое? – Она швырнула в меня валик, который подкладывала под шею. – Они дарили мне сладости! А после двадцати мне пришлось пару лет просидеть в тренажерке, чтобы согнать с этой задницы надаренное. Вот, что я называю мальчишечьим подарком.

- Но это же просто розы! – Я уже икала от смеха.

- С того момента, как мальчик понимает, что любимой девочке нужно дарить цветы, он имеет право называться мужчиной.

- Я, признаться, думала, это происходит в какой-то другой момент…

- Ах ты, испорченная девчонка!..

- Я люблю тебя, Марго.

- И я тебя.

В фильмах частенько утрировали: если было нужно показать презрение, героя заставляли пройти сквозь строй глумящейся толпы. Абсолютно неважно, драма это или комедия – толпе либо давали камни, либо рулоны туалетной бумаги – камера, мотор, поехали! Я знала, что и в моей жизни такой момент неизбежен. Невозможно так долго играть в опасную игру и надеяться, что все конечности останутся целы. Интересно только, камни или все-таки туалетная бумага?..

- Это правда? – шепотом спросила коллега, ставя на стол передо мной второй степлер. – У тебя действительно что-то было с…

На нас поглядывали, прекрасно зная, о чем ведется разговор.