Осень призраков

Осторожно, чтобы не вспыхнули рука и куртка – он облился бензином с головы до ног – Берт щелкнул зажигалкой. Огонь с удовольствием вцепился в кончик бинта и поспешил нырнуть в бутылку.

– Бэнг! – завопил Берт, отправляя первый гостинец. – Бэнг! Бэнг!

Рука немного подвела: первая бомба не долетела, упала в паре футов от пролома. Две других захватили стены по бокам от него. Теперь света стало достаточно. Призраки скрылись среди пляшущих теней.

Дом вздрогнул.

Туман очнулся в подвале и, придя в себя, озверел. Он был плох. Зло напоминало сытую анаконду. Охотники окружили ее и замахиваются копьями, а она не в силах открыть глаза. Первым делом туман разослал кругом дозор. Зло чуяло измену. Дом пропах ею, зацвел на верхних этажах, но корни проросли даже сюда, в подвал.

Берт увидел, как из дыма появляется рука и показывает пальцем вниз. Он продлил воображаемую линию ниже уровня земли и выругался. «Подвал!» – ударило от виска до виска. «Надо выманить зверя из логова!»

– Пожалуй, приятель, ты меня не понял! – завопил Берт со всей угрозой, на какую остался способен, перевернул рюкзак и вытряхнул из него обойму баллонов. Дом уже познакомился с ними. Граната имени Люка Комптона. «Инсектор-Терминатор. Для массированного уничтожения бытовых насекомых: муравьев, тараканов, клопов, блох. Применять с осторожностью и только в костюме спецзащиты. Доверьтесь профессионалам, позвоните по номеру 986–44–12, и наши специалисты…»

Дозорные поднялись из подвала в столовую. Передовой полк встал, опасливо шевеля усами. Приказ гнал их вперед. Инстинкт умолял дезертировать. Некоторые нашли в себе силы скрыться, но основная масса подчинилась воле тумана. Тараканы бежали вперед и гибли десятками, как английские войска под Ипром.

Туман узнал знакомое дыхание за окном, но его внимание отвлекли крики агонии. Каждый таракан молил своего бога о спасении, и тот, свивающий кольца в подвале, бьющийся о стены и пол, могучий и яростный, оказался бессилен им помочь.

Рука поманила Берта и растворилась в дыму.

«Уже». – Мышцы Берта стянуло холодной судорогой. Рассудок вязал руки и ноги слабостью и страхом. Воля обрубала им лапы и тыкала булавкой в зад.

– Не хочешь отдать деда добром? – зарычал Берт настолько неубедительно, что сам скривился. «Зря прогуливал театральный кружок», – чуть не рассмеялся Берт и добавил в голос того, что посчитал яростью. – Придется вырвать его из тебя. Дед, я иду!

Берт подхватил канистры и двинулся к дому самым уверенным шагом, на который решился. Ужас, мстительная сволочь, бил железом в душу, Берт чувствовал себя громоотводом, по которому лупят молнии, одна другой мощнее и злей. Каждый шаг давался хуже предыдущего. Уже зайдя под крышу, Берт неожиданно вспомнил, что прошлая жизнь, без дома на холме, девушки в зеленой вуали, драк с бомжами и крючков под кожей, была отличной штукой, и стоит сейчас не сделать этого финального, заталкивающего его в пасть монстра шага, и все можно будет вернуть.

– Пошел ты! – отрезал Берт себя от парня, которым был еще пару недель назад, и тот скорчился, бумажный человечек в костре, обуглился по краям, свернулся скобкой и оставил в памяти тонкий рубец. Напоминание. Здесь умер Берт Райт.

– Берт Райт… – шептал дом, приветствуя наследника. – Берт Райт… Накорми меня…

Стены из детских криков

Нападение на участок было жестом отчаяния.

Шейла вскрыла перед Лайтом свой план, как врач рассказывает пациенту, что тот смертельно болен. Ситуация казалась тем более схожей, что кукла дохаживала последние минуты.

Лайт кивал, послушный, как метроном.

Вспышка гнева, случившаяся с ним в овраге, выжгла ненависть и желание сопротивляться. «Что станешь делать, если выйдешь за скобки? Отправишься домой спать? Проснувшись, пойдешь в контору? Повезешь покупателей по домам? Сядешь разгребать бумажки?» – Лайт устал врать себе. Мириам – лучшее, что произошло в его жизни. Ради нее придется драться и, может быть, убивать. Кое-кто достоин смерти. Но решать ему! Он хватался за эту банальность, как утопающий за кусок мачты, короткая, скользкая, но надежда. Никто не заставит Лайта Филлсона перестать быть собой.

Основные моменты кукла изложила веткой на земле. Везде, где не получилось обойтись без слов, потратила несколько фраз, отчего едва не развалилась. Скотч лопался, картон гнил на глазах, Шейла теряла согласные, но огонь в стеклянных ее глазах горел неутолимой жаждой. Шейла не собиралась сдаваться.

Лайт закрыл глаза и не менее пяти минут дышал, взвешивая: ввязываться в безумие или добить куклу и разбросать ее обрывки по разным мусорным бакам. Доброта и последний рулон скотча вновь взяли верх.

– Полчаса, – поставила диагноз Шейла и добавила: – Я – ключ. Ты – проход.

Лайт поежился, взвесил на ладони свидетеля смерти парня в овраге и поспешил на свою точку. Они начинали из разных мест.

Шейла не думала.