Осень призраков

– Не смешно, придурок! Чего надо?

– Не мне, юноша. Я лишь удочка, рыболов идет следом. Ты нужен ему. – Туман вздрагивал, рывками вытаскивая из глубин дома бьющееся тело. – Он сам тебя допросит.

В конце концов, все к этому шло.

Сбежать дальше комнаты прислуги, где некогда ютилась Чиз с ее ублюдком, у Гарольда не получилось. При жизни он ни разу не заглянул в каморку под лестницей у черного входа. Что лорду тут делать? Единственная ночь, которую они провели вместе, случилась на втором этаже, в спальне для гостей. Даже сейчас волна гнева и бесстыдного желания затопила Холдстока и заставила одновременно вожделеть Чиз и ненавидеть ее всем сердцем. Как тогда. Спрятанное в глубинные сундуки души воспоминание, покрытое коркой пыли, превращалось в тлен, пока его, облезлое, слепое, обнаженное, не выставили на всеобщий суд. Измена. Зачатие. Бастард. Смерть. Память Холдстока, похожая на острый нож, пронзила его под лопатку. Не смертельная рана, но любое движение, попытка прикоснуться или вырвать нож, приводили к еще большим мучениям.

Дверь в каморку осталась приоткрытой. Очевидно, забыли закрыть, когда показывали дом покупателям. В комнате сохранился чопорный порядок, которым так славилась Чиз. Гарольд скользнул внутрь и прикрыл дверь за собой. Темнота не являлась помехой для призрака. Последний век он видел куда больше чем стоило. С внезапной жадностью Гарольд изучал единственную комнату в своем доме, которую ни разу не посетил при жизни.

Вместо одной стены шла изнанка кухонной печи. «Наверное, в любую погоду здесь стояла жара, – подумал Холдсток и провел пальцами по выпирающим кирпичам кладки. – А как же летом? Умирали от духоты, должно быть, здесь нет ни единого оконца». Комната изгибалась, тянулась узким горлом, следуя линии, очерченной архитектором для лестницы прислуги на второй этаж. Вдоль стены стояли вереницей: кровать на гнутых ножках, сундук, в котором кухарка хранила свой немудрящий скарб, и коробка, набитая тряпьем.

«Где же кровать мальчишки? Не в сундуке же он спал?» Гарольд сделал вид, что присел на ложе Чиз. Человеческие привычки по-прежнему удерживали его от падения в черную дыру безумия. Виски-Джек давно уже там. Не сказать чтобы остальные не ходили по краю. Холдсток не чувствовал запахов, но знал, что в комнате густо пахнет полынью.

Тонкий матрас застелен цветастым покрывалом. Точно таким же леди Холдсток накрывала семейное ложе. «Что в коробке? – зудела мысль, не отпуская Гарольда. – Зачем она здесь?!» Для ребенка она великовата, да и тряпки выглядели грязными, чрезмерно липкими для ревнивой до чистоты кухарки. «Может, ее принесли потом? Во время ремонта», – пальцы Холдстока брезгливо погрузились в заскорузлую ткань, сваленную как попало. Слипшиеся комки, лоскуты, засохшие до деревянной твердости, обрывки жесткой парусины, натянутые на обломки каркаса. Чем больше мусора Гарольд вытаскивал наружу, тем сильнее жгло предчувствие. Надломленная душа не выдержит прободения еще одной тайны. Наконец содержимое коробки оказалось на полу. Оставался холщовый мешок из самого дальнего угла. Гарольд с радостью признал бы его еще одним комком дряни, если бы не стук внутри. В мешке что-то лежало.

Завязки окаменели и сопротивлялись. Холдсток огляделся и нашел острый угол доски, торчащий из ящика. Первый же удар распорол ткань на всю длину мешка. На пол посыпались кости.

Гарольд присел над ними.

Человеческие кости. Пальцы.

Одни фигурно подпилены, бороздки образуют сложный узор, опутывающий фаланги; другие – выкрашены в разные цвета, украшены стекляшками, перьями и бубенчиками. На самом дне лежал сверток. Холдсток вытряхнул его. Внутри плотно заштопанной тряпицы знакомо стучало. Еще кости. Гарольд не сразу сообразил, что держит в руках. Кукла! Два человечка, сцепившихся в узаконенном иглой объятии. Холдсток попытался разглядеть их лица и когда узнал…

Дверь виновато скрипнула. Гарольд обернулся на ее голос.

Он увидел силуэт, прорезанный тушью, на снежном фоне поднявшегося до потолка тумана. Чиз указала на лорда Холдстока пальцем и отдала его на заклание.

Петля ослабила хватку на горле Берта.

Он едва заметно покрутил головой, проверяя, сколько ему намерили свободы. Жизнь оставалась под вопросом, но дышать стало легче. Что с руками? Райт шевельнул пальцами, скривился от боли. Путы держали крепко.

Из недр тумана, неуклюжий, как только что выловленный из омута утопленник, всплыл старик. Ноги безвольно болтались под его шатающимся телом. Что с ним? Если бы Берт присмотрелся, он бы понял…

– Берт Райт, – раздалось змеиное шипение. Старик не раскрывал рта, но звук его голоса разнесся по всему дому, заставляя прочие звуки прижать хвост. – Ты пришел ко мне, Берт Райт, и теперь точно останешься на ужин.

Призрак поднял руку к лицу, и Берту показалось, что в его глазах блеснуло раздражение.