Осень призраков

– Мне плохо, – ныл Холдсток, изображая крайнюю неуверенность, дыры в ногах выглядели скверно, но призраки не знали жалости. Никто из них не чувствовал боли и не нуждался больше в подпорках из костей и мышц. – Я… не хочу…

– Не стоило вообще идти на сделку с дьяволом! – визгливо ворвался Тангейзер, но на него привычно не обратили внимания.

– Если мы не скормим его твари, она придет за нами.

– Это неизбежно!

– Склонен согласиться, но лично мне важно как можно дальше отсрочить этот печальный миг.

– Голосуем! – потребовала Мириам Дутль, сверкая глазами. Ее переполняла жажда крови. Прежде она не могла сбросить с себя ярмо жертвы, и теперь, в минуту чужой слабости, ей представилась такая возможность. Передать «черную метку». Отречься. – Лорд Гарольд Холдсток.

– Мэр, – мрачно согласилась Чиз и отвернулась. Ее куда сильнее занимал бензин.

– За, – неожиданно веско подтвердил Виски-Джек, лорд Тангейзер.

Голос-из-Тени тасовал карты. Легким щелчком он послал одну в сторону Холдстока. Карта прошила его грудь и спланировала на пол. Валет пик. За!

– Вы идете, – подытожил Гордон Бёрн.

– Мстите за мальчишку? – процедил Холдсток, смиряясь. – Вы ведь не простили мне того публичного унижения, охотник.

Бёрн пожал плечами. Его лицо застыло покоем, как гипсовая маска.

– Вы обязаны привести вниз наследника Райта, – захлебываясь ничтожной, но такой живой властью, прокричала Мириам Дутль. – А если не совершите этого, следующим отправитесь на корм туману!

– Лучше бы я сдох в другой день, – прошептал Холдсток и начал подниматься по лестнице.

Королевский инспектор

Гарольд Холдсток прибыл в город один. Никто его не узнал.

Гарольд спрыгнул на перрон и потянулся, разминая затекшую от долгого перегона спину. Паровоз позади него дышал угольным духом и отфыркивался паром. Пассажиры разбредались по дощатой мостовой, кто-то шумно радовался встрече с родными, другие нервно всматривались вдаль, курили, торопились к выходу, перепаковывали багаж, рассыпавшийся в дороге, и только Холдсток с небольшим саквояжем, более приличествующим доктору или натуралисту, чем королевскому инспектору по особо важным вопросам, стоял и жмурился от блеска мартовских луж. На дворе пировала весна.

Солнце добивало последние островки снега. Сухопарая леди-зима вплетала в косы первые зеленые листья и поневоле молодела. Погода располагала к любви и глупостям.

Гарольд Холдсток выглядел крайне невзрачно.

Тусклые, потертое олово, глаза, унылая прическа, дорожный костюм цвета засохшей глины, ботинки на толстой подошве и вылинявшая шляпа. Удивительная неприметность. Холдсток не цеплял, не удивлял, не тревожил. Нельзя сказать, что он делал это нарочно, по натуре Гарольд был веткой, а не листвой. Сильней всего в жизни его интересовал не внешний блеск, но внутренние чудеса и знаки.

Семь жизней.

Детские неоперившиеся души.

Здесь орудовал матерый хищник. Возможно, он не осознал еще себя таковым, но Холдстока послали именно за тем, чтобы этого никогда не случилось.

Гарольд похлопал себя по карманам, нащупал фляжку и основательно приложился.

Ему не требовалась чистота и ясность мысли. Он нуждался во вдохновении, которое, в свою очередь, жаждало женщин и увеселений.