– У Джока-Половинки собака чует шторм… – Холдсток опять поморщился, и мальчишка заторопился, лихорадочно перебирая чушь, слухи и домыслы, в надежде нащупать блесну на этого богатея. – Здесь по берегу есть катакомбы, говорят, там видели дрянных людей, а еще там прятали рабов.
– Так, – Гарольд крутнул монету в пальцах. Чахоточная зацепка, вот-вот сдохнет. Но выкидывать такую рыбу не стоило. – Как думаешь, – наклонился он к парнишке, тот, широко раскрыв глаза, придвинулся поближе. – Пропавших детей могли туда утащить?
Мальчишка отшатнулся, в лицо ему будто кипятка плеснули.
– Ты точно из этих! – процедил он. – Держись-ка от меня подальше! – и быстрым шагом, едва не срываясь на бег, отскочил к мужчинам, которые уже не скрывали враждебности к Холдстоку.
– Эй! – крикнул один из них, коренастый и крепкий, что твой корень столетнего дуба. – Поди-ка сюда. С нами поболтай.
Гарольд хрустнул пальцами, зевнул… и согласился.
На лицах мужчин читалось невольное уважение. Вроде сопля, а не сбежал. Чем еще удивит? Но больше удивления в глазах кипела жажда. Они хотели его унизить.
– Давай так, – опередил Холдсток заводилу. – Я кладу тебя с одного удара, а вы все засовываете языки в задницу, шерудите там, пока не отпадет желание орать и скалиться. Потом говорим как джентльмены. Если это слово вам не знакомо, то перевожу – как добрые приятели.
– Годится! – расплылся крепыш в широченной ухмылке, прыгнул вперед и вынес Гарольда навзничь. Тот видел, как к его скуле летит кулак, и даже попытался увернуться, хоть на дюйм увести от лица удар, но сноровка подвела. Фрегат дал течь, развалился и пошел ко дну.
Гарольд не спешил подняться. Гордыня рвала на куски, а потому следовало свернуть ей голову. Тяжелая тень накрыла Холдстока. Он мог не поднимать глаз, чтобы узнать ее коренастый силуэт. Крепыш колебался, добавить выскочке или протянуть руку.
– Клоп! – раздалось из толпы. Голос отрезвил бойца. Все-таки руку. Гарольд с благодарностью принял мозолистую ладонь и еще раз подивился ее крепости. «Ты не вывозишь!» – правда горчила и вскрывала до дна, но от ее вкуса зависела жизнь Гарольда, и он давился, глотая большие куски. Привыкал.
– Вам бы холодное приложить, сэр, – пожилой мужчина с бледной, нездорового вида кожей опирался на плечо юного собеседника Гарольда. – А то будете сиять почище рождественского древа.
– Пустое, – отмахнулся Холдсток, с легкостью переходя от оскорблений к вежливости. – Глоточка не найдется?