Осень (сборник)

– Вот и прекрасно, отец, – Риф обнял его. – Как твое самочувствие?

– Терпимо, – ответил тот, закашлялся. – Терпимо.

Риф усадил его в кресло, подал воды, погладил по спине, проговорил нежно:

– Береги себя, папа.

– Спасибо за заботу, сынок, – сказал тот, крепко сжав его руку. – Надеюсь на тебя.

Риф пошел к себе, размышляя над словами отца о маятнике. Решил, что старик выживает из ума. Эта мысль его огорчила, но следом пришла новая мысль, которая показалась более разумной.

– Старик хочет нас с Робертом поссорить. Он специально рассказал мне сказку про золотой маятник, чтобы возбудить во мне зависть. Но мой дорогой папенька не учел одного, я – не алчный человек. Я не стану гоняться за мифическим золотым маятником, потому что у меня есть дела поважнее.

Риф достал из стола конверт, прижал его к губам, проговорил нараспев:

– Наша встреча произойдет сегодня.

Мысли о юной барышне по имени Авигея увели его в мир грез. Мечтать о будущем было приятнее, чем думать о мести и поисках несуществующих сокровищ.

Риф был весьма романтичным юношей, верящим в добро, справедливость и победу любви. Он был готов отдать все свои сокровища ради сохранения мира. Ему надоели вечные перебранки, которые устраивали сестры. Наблюдая за ними он понял, что «худой мир лучше доброй ссоры», потому что ссоры добрыми не бывают. Ссоры это всегда – зло. Они заставляют людей говорить и делать что-то плохое. Ссоры похожи на стремительный горный поток, смывающий все на своем пути. Риф считал, что лучше предотвратить ссору, чем участвовать в ней. Лучше промолчать, чем ответить обидчику и полететь вниз в бездну зла.

Делая ставку на Рифа, старик просчитался.

Он плохо знал своего сына.

Он надеялся, что тот помчится отнимать золотой маятник у Роберта, что из-за этой вещицы братья станут злейшими врагами.

Он не предполагал, что Риф не поверит его словам, сочтет их выдумкой, не придаст им значения. А ведь маятник, в самом деле, сделан из чистого золота…

Роберт вошел в дом Тильды положил на стол маятник, сел на стул, закинул ногу на ногу, обхватил колено руками. Тильда, сидевшая за столом, вскочила, уронила стул, воскликнула:

– Зачем, ты притащил его в мой дом?

– Я устал. Напои меня, пожалуйста, чаем, – сказал Роберт, глядя перед собой.

Она побежала на кухню, вернулась с большой чашкой. Поставила ее на стол, тронула Роберта за плечо, спросила участливо:

– Что-то случилось, сынок?

– Да, – ответил он, продолжая смотреть перед собой.

Тильда подняла свой стул, села напротив Роберта, положила руки на стол, спросила:

– Как ты узнал?

– Догадался, – ответил он, посмотрев на нее осуждающе.

Тильда выдержала этот взгляд. Она знала, что рано или поздно Роберт узнает правду.

– Пей чай, – сказала Тильда. Роберт сделал несколько больших глотков, похвалил:

– Отменный чай. Ты добавила что-то особенное?

– Да, – она улыбнулась. – Цветы подсолнуха дают такой особенный вкус. Налить еще?

– Пока нет, – ответил он, рассматривая рисунок на чашке. Ему хотелось швырнуть эту чашку в угол так, чтобы в разные стороны брызнули осколки стекла, но здравомыслие подсказало не делать этого. Роберт поставил чашку на стол, посмотрел на Тильду.

– Ты научился управлять своими эмоциями, Роберт, это прекрасно, – сказала она.

– Ты тоже, – сказал он, скрестив на груди руки, чтобы унять дрожь. Он был вне себя. Все внутри клокотало и готовилось вырваться наружу разрушительной вулканической силой. Роберт еле сдерживался, чтобы не наброситься на Тильду с кулаками. Он ждал, когда она начнет говорить, когда расскажет ему свою историю.

– Утром прибегала Джулиана, – сказала Тильда, убрав руки со стола. – Она…

– Не то, – сказал Роберт, пробуравив ее взглядом.

– Не то, – согласилась Тильда. – Ты прав.

Она встала, облокотилась на спинку стула, сказала с вызовом:

– Ты не имеешь права осуждать меня. Ты…

– Я тебя не осуждаю, – проговорил Роберт, подавшись вперед. – Я желаю услышать правду. Правду, нянюшка.

Она села на стул, уронила лицо в ладони, всхлипнула:

– О, Роберт, если бы ты знал, как тяжело мне вспоминать об этом. Как больно…

– Боль уйдет лишь тогда, когда ты захочешь от нее избавиться, – сказал Роберт. Тильда убрала руки от лица, сказала решительно:

– Да. Носить это в себе становится просто невыносимо. Я чувствую, как эта чернота разрастается внутри меня, поглощая все хорошее и доброе, что еще осталось. Я умираю, Роберт.

– Все мы когда-нибудь умрем, – проговорил он задумчиво. – Кто-то раньше, кто-то позже, – посмотрел на Тильду. – Но пока мы живы, у нас есть шанс все изменить. Останови свой маятник, Тильда.

– Да будь он проклят, этот маятник, – воскликнула она, вскочила, стукнула по маятнику кулаком, принялась тереть ушибленное место.

Роберт, наблюдавший за ней, расхохотался, а потом разрыдался. Тильда, прижала его голову к своей груди, заговорила нежно, по-матерински:

– Милый мой мальчик, успокойся. Все будет хорошо. Все пройдет. Боль утихнет. Ты еще будешь самым счастливым. Ты найдешь любовь, получишь вознаграждение за все свои страдания. Не плачь, сынок. Не плачь…