Осень собак

– …А теперь, получив свободу, как собаки, сорвавшиеся с цепи, рвут всех и вся! – перебил Царева Николай. – Вы в одном правы, – у угнетенных нет долга потому, что они не имеют прав. Но, завоевав свободу и права, они обретают и долг. А они забыли о своем долге, значит, потеряли права и стали угнетателями. Пусть даже, выступая от имени угнетенных. Парадокс! Галицийский раб жаждет не свободы, а жаждет иметь собственных рабов! В нашем государстве все перевернулось, и у нас сейчас зеркально отраженная демократия. И главное в ней – сломать народ, подогнать его под собственный галицийский уровень мышления. А этот уровень, смею утверждать, Андрей Иванович, достаточно низкий и в науке, и в искусстве. У них одна тоска – как бы достичь уровня мышления великих народов. И сделан безумный вывод: станем такими, когда будем управлять другими народами. И в рабов они выбрали остальных украинцев, проживающих в центре, на юге и востоке. Как была философия раба, так и осталась. А рабу никогда не достичь нравственной высоты индивида и гуманной сути человечества.

– Коля, – мягко остановил его Царев. – Я ценю твой ум, нестандартные выводы и умозаключения, но будь осторожен в своем философствовании. За это можно поплатиться… и сильно. Мне ты можешь говорить что угодно, но другим не смей! Я все-таки переживаю за тебя, чтобы ты своим умом не натворил себе горя, а также своим близким. От маленького ума – только огорчения, а от большого – горе. Большой ум делает такие глубокие борозды, которые потом маленький ум заделывает десятилетиями и веками. Учти это! Вот ты сказал – они рабы. Но ты не до конца рабскую психологию знаешь. Я продолжу твою мысль, конкретно касающуюся тебя. Раб предан своему хозяину, но по отношению к другим он подл. Опустится хозяин до его положения, – он станет и к нему подл. Он всех хочет опустить до своего положения. Ты же читал Чехова? Должен понимать. Тебе, Коля, уже сделали подлость, и сделают еще большую. Поэтому еще раз повторю: если ты не беспокоишься о себе, то побеспокойся о других. Ты можешь принести им столько горя, что их рабская подлость, по сравнению с твоей честностью, будет казаться благородством. Будь более гибким, прямота ныне не является достоинством человека.

– Понимаю, – ответил Николай, внутренне не соглашаясь с ним. – Но вы, Андрей Иванович, потомственный интеллигент, а я вышел действительно из народа, точнее – вылез из шахты. Рабочая психология была и останется со мной до самой смерти. Мне очень трудно приспосабливаться.

– Не надо приспосабливаться. Можно жить без всплесков. Давай лучше вернемся к твоим делам. Когда завтра переговоришь со Слизнюком, зайди ко мне, и мы выработаем план разговора с вице-премьером.

Разговор был закончен, приятный вечер тоже, и они пошли к выходу. Маргарита Ионовна, убравшая к этому времени со стола, утверждающе спросила:

– Коля, вы уже уходите?

– Да. Пора. Уже темнеет.

– Вы заходите к нам в любое время, пока будете в Киеве.

– Обязательно. И сделаем пельмени. Вы не против?

– Никогда не буду против.

– Тогда, давайте послезавтра… если вы не заняты?

– Давайте, Николай. Я все приготовлю для пельменей.

– Но мясо куплю я.

– Хорошо.

Они распрощались у дверей, и Николай ушел.

11

По пути в общежитие Николай купил две бутылки водки, бутылку сухого вина для женщин и немного закуски – колбасу и плавленые сырки. Было уже темно, когда он приехал к себе. Сначала зашел к Петру Федько и тот, увидев его, коротко сказал:

– Наконец-то… пора начинать! – Петр широко улыбался. – Знаешь, у нас с Натальей возникло предложение: давай соберемся у меня в комнате. Наташа что-то приготовила по твоему заказу.

– Я ей ничего не заказывал.

– Ну, просто постаралась приготовить для тебя вкусненькое. Я ж ей сказал, что ты любишь вкусное.

– Люблю. Но я поел у Царева… однако добрая закуска не помешает. Но давай соберемся лучше у меня. А то придет твой сосед по комнате, – вдруг он не пьет, неудобно будет. Да и потом, ко мне должны подойти гости. А самое главное – у меня есть телевизор. Посмотрим кино, послушаем музыку. Как?

– Аргументировано. Согласен.

– Тогда я пойду к себе, а вы следом. Заметно, что я уже наклюкался?

– Вроде нет. Все в норме.

– Ну, тогда я иду, а вы не задерживайтесь.

Николай пошел в свою, двести шестидесятую комнату. Он уже открывал ключом дверь, когда увидел, что в коридор, из комнаты недалеко от его, вышел широкоплечий, с коротким ежиком черных волос парень, который показался ему знакомым. Пока тот закрывал дверь, Николай рассмотрел соседа – это был Нижим. Пока не уверенный в том, что это именно он, Николай осторожно окликнул его.

– Нижим?

Тот повернул голову в его сторону, внимательно посмотрел на Николая и ответил с иностранным акцентом.

– Коля! Это ты?

– Я! – почему-то радостно ответил Николай. Это была встреча, которой он был искренне рад.

Нижим подошел, подал руку, и они обнялись.