Осень собак

– Коля, у меня всегда есть что выпить и предложить гостю. Не считай обязанностью приходить ко мне со своей выпивкой, – это меня обижает. Не надо этого делать… вспомнил? У меня с прошлого воскресенья осталось полбутылки какого-то иностранного коньяка. Мне он понравился. Давай попробуем?

Он вышел из зала и через несколько мгновений вернулся с литровой квадратной бутылкой.

– Мы пробовали прочитать, что это такое – не удалось. Видишь, надпись сделана готическим шрифтом. Сложно разобрать, – объяснил Царев.

– Сейчас разберемся, – ответил Николай.

– Несомненно, разберешься. У тебя большой опыт, – засмеялся профессор, протянув ему бутылку.

Он намекал на то, что Николай любит выпить. Вернее, даже не выпить, а напиваться до отключения. И такое умение Николай демонстрировал иногда на глазах у учителя. Правда, потом Николай извинялся, на что Андрей Иванович как-то сказал: «Не надо извиняться. Все вы мои ученики. Один пьяница, другой трезвенник, один простой, другой хитрый. Какие вы есть, таких и принимаю». Он никогда не говорил плохо о людях, тем более о своих аспирантах, – учениках, как он выражался. Николая он ценил за умение работать. То, что некоторым приходилось делать неделю, например, подготовить статью, Николай мог сделать за один день, и она проходила без замечаний. Ценил за профессиональную хватку – архивные документы он мог обработать так оригинально, как никто другой, и подать под неожиданным ракурсом, – да и просто за огромный объем знаний, который вмещался в часто хмельной голове Николая. И сейчас Царев деликатно не замечал, что Николай уже выпил.

– Тогда и мне рюмочку налейте, – попросила Маргарита Ионовна.

– Хорошо, – широко улыбнулся Николай. Он чувствовал себя своим в этой семье.

Он посмотрел на этикетку бутылки, но ничего не понял, и стал наливать в маленькие рюмочки.

– Давайте за встречу. Чтобы она была не последней, – произнес Царев в виде тоста.

Все выпили и замолчали, разбирая вкус напитка.

– Ну, что это? – смеясь, спросил Царев. – Определи, как специалист высокой квалификации?

– С одной стороны – коньяк. Тараканами пахнет, – засмеялся над всем известной шуткой Николай, которому стало хорошо от покинувших его забот. – Но сладкий… значит, есть что-то от рома или ликера. Чувствуется какая-то травка… вроде мелиссы. Значит – спирт, настоянный на травах, и еще что-то непонятное. С такой маленькой дозы весь аромат не уловишь. А составные компоненты не почувствуешь, – продолжал смеяться он.

Царев понял его неприкрытый намек и предложил:

– Тогда давай еще по одной, для дегустации.

Все засмеялись. Так они сидели минут сорок, по-семейному беседовали, пока не допили эту бутылку чего-то иностранного. Царевы рассказывали о своих детях и внуках. В семье царил культ детей. Их дочери давно жили отдельно. Один внук серьезно болел, видимо схватил радиацию во времена Чернобыля. Красноволосая внучка Катя, которая когда-то любила играться с ним, дядей Колей, всех радовала – успешно занималась танцами и осваивала иностранные языки. Николай, в свою очередь, рассказывал, что у него в семье, как жена и сын… было очень приятно находиться в гостях у Царевых и чувствовать себя здесь своим. Но идиллия рано или поздно заканчивается. И вот Царев пригласил его в свой домашний кабинет для более серьезного разговора, а Маргарита Ионовна осталась убирать посуду и наводить порядок в зале.

В маленькой комнатке, в так называемом сейчас кабинете, раньше жили дети, но они уже разъехались. На столе стояла пишущая машинка – непременный атрибут ученой жизни Царева. Он много писал и печатался, хотя в последнее время печататься становилось все труднее и труднее. Здесь, в кабинете, Царев попросил Николая рассказать, где он был и каково его положение сейчас. Николай рассказал все, утаив только основное содержание разговора с Линченко.

– Плоховато, – резюмировал Царев. – Да… ты не во время попал со своей темой. Года два-три назад ее бы утвердили в Москве без проблем. Ну, сходи послезавтра к вице-премьеру, как советовал Линченко. Передай ему от меня привет. Он раньше у меня на кафедре постоянно работал почасовиком. А сейчас большой человек – просто к нему не подойдешь. Но, насколько я его знаю, он реально тебе не поможет. Уклонится от помощи, недаром он стал вице-премьером. Он не станет подставлять себя под удар критики пронационалистически настроенных чиновников аттестационной комиссии. Раньше он писал книги о крахе националистических партий в дореволюционную эпоху. Так ему в нужный момент это прегрешение вспоминают. Поэтому он очень осторожен. А все же сходи к нему, попытка не пытка.

– Схожу. Но боюсь, что ломлюсь в закрытую наглухо дверь.

– Надо использовать на данный момент все возможности. Вот Слизнюка ты не дождался, а зря. Может быть, он выиграл в карты и стал бы добрее. Что-то бы предложил позитивное.

– Завтра поговорю. Но вы правильно сказали о нем – рыба. И подлая. От него позитивного не дождешься. – Он вспомнил разговор Слизнюка с генералом, но Цареву об этом эпизоде рассказывать не стал.