Осень собак

Инна, которая с Валей пила вино, встала и вышла из комнаты. С Валей начал говорить Стефан и по тому, как она улыбалась, можно было предположить, что он рассказывает ей что-то веселое. Вернулась Инна и, подойдя сзади к Николаю, шепнула на ухо:

– Давай выйдем. Мне надо сказать тебе несколько слов.

Николай молча кивнул и, не глядя на сидящую рядом Наталью, чтобы не видеть ее реакции, поднялся со стула и вышел вслед за Инной в коридор. Они прошли на кухню, которая находилась в переходе коридора, рядом с его комнатой, и Инна нервно спросила, видимо, понимая, что сделала неправильно, уведя его из компании:

– Дай сигарету?

Он, не говоря ни слова, протянул ей пачку сигарет и она аккуратно, длинными накрашенными ногтями вытянула одну.

– Дай спичку?

Он снова молча зажег спичку и она прикурила. Потом закурил сам.

– Ты что молчишь? Недоволен, что я тебя позвала?

Николай снова молча и неопределенно пожал плечами.

– Я вижу, как тебе плохо, как ты переживаешь, как ты пьешь…

И тогда Николай жестко произнес:

– Замолчи! – получилось грубо, и ему самому стало неприятно от этого, но он продолжил точно так же: – Еще раз об этом скажешь, смотри… скажу тебе… похлеще!

Инна обиженно заморгала глазами, готовая заплакать, и упавшим голосом спросила:

– Не сердись, – она ласково притронулась к его руке. – Я давно знаю, что ты не любишь, когда тебя жалеют. Не буду жалеть. Но я вижу, что тебе плохо, и водкой ты загоняешь боль в себя, не думая о том, что она в любой момент может выскочить наружу…

– Инна, еще раз прошу, – немного мягче произнес он. – Не говори обо мне. Мне это сегодня надоело. Все говорят только обо мне, будто других нет. Не думай, что я сорвусь. Нет! Я хочу забыться и отдохнуть от всего… – он неожиданно подтвердил свое состояние словами Инны и понял это, но было поздно. – Извини, что я тебе сейчас нагрубил. Раньше я тебе, кажется, никогда грубостей не говорил?

– Никогда. Наоборот, когда ты выпьешь, то всегда чрезмерно ласков и предупредителен. Но ты сегодня превзошел себя – столько сказал обидного и злого, на целый год хватит. Я не обижаюсь на тебя. Понимаю – тебе сейчас трудно и обидно. Но не переноси эту злость на меня. Я тебя прошу…

Она подошла вплотную к нему и прижалась своей грудью к его груди. Но сейчас, – не как днем, – Николай не поднял рук, чтобы обнять ее, как ей, может быть, хотелось.

– Почему ты так со мной холоден? – с грустью, но без обиды спросила Инна, не отходя от него. – Обними меня… поцелуй хоть один раз, – просящим голосом произнесла она. – Я понимаю, на сегодня ты наметил другую, не меня. Пускай! Я не ревную. Видишь? Не ревную. Только прошу, удели несколько мгновений мне… как раньше. Обними меня?

Николай стряхнул пепел с сигареты за спиной Инны, потом поднял руки, взял ее за голову, держа огонек сигареты, как можно дальше от ее волос, и притянул к себе. Инна сразу же стала искать его губы для поцелуя. Он позволил ей это сделать, и она прижалась своими накрашенными губами к его пьяным губам. Поцелуй затянулся, и ему стало это нравиться. Что-то хорошее шевельнулось в нем, он выбросил сигарету и уже по-настоящему, как заохочившийся самец, всосался в ее губы. Руки сами нащупали разрез в блузе, проникли сквозь лифчик и взяли в горсть маленькую, мягкую грудь. Инна тяжело задышала, грудь стала подниматься выше, и у Николая мелькнула мысль: «А не взять ли ключ от Петькиной комнаты и не уединиться ли с Инной на полчаса?..»

Но за его спиной раздалось деликатное покашливание и он, желая растянуть удовольствие – пусть кто-то видит, ему сегодня все равно – медленно отнял губы от Инны и, не вытягивая руки из блузы, повернул голову влево. На пороге стоял смуглый, невысокий пожилой мужчина с лысой головой и быстрыми, как бы горящими глазами. О таких пишут в прессе – лицо кавказской национальности. Увидев, что Николай смотрит на него, лысый кавказец, кашлянув, произнес:

– Извините, пожалуйста. Я заблудился в переходах общежития. Увидел свет на кухне, подумал, кто-то готовит ужин, а здесь вы. Еще раз извините.

Он говорил без присущего кавказского гортанного акцента, и Николай, недовольный тем, что его прервали на столь интересном моменте, произнес:

– Извиняем. Но в следующий раз надо вначале стучаться… – Он наконец-то оторвал руку от груди Инночки.

– Я знаю нормы поведения, но здесь нет двери.

– Что вы хотите узнать?

– Я снова повторюсь, что заблудился в этих блоках. Мне нужна двести шестидесятая комната. Где она находится?

Это была его комната, в которой шла сейчас пьянка. Но он не стал этого разъяснять незнакомцу, а сказал:

– Сразу же направо, угловая комната.

– Спасибо, – сверля их горячими глазами, которые показались Николаю неприятными, поблагодарил кавказец. – Желаю вам счастья и успехов, – подчеркнул он и, повернувшись на месте, исчез.

– Чего ты не сказал ему, что это твоя комната? – удивлено спросила Инна.

– Потом разберемся. Испортил нам почти сексуальную паузу.

– Да, – согласилась Инна. – Но и ты хорош, не вынул руку из декольте.

– Ты же не настаивала.