Осень Средневековья

                      Sy me dist tout en soubzriant
                      Que je dormisse seulement
                      Et que n’avoye nullement
                      Pour ce mal garde de morir[1289]

.

                      Тогда сказал он улыбаясь,

                      Дабы, на отдых отправляясь,
                      Я почивал, не опасаясь
                      В ночь умереть от сей беды.

Новое чувство освежает старые традиционные формы. В общепринятом персонифицировании своих чувств никто не заходит столь далеко, как Шарль Орлеанский. Он смотрит на свое сердце как на некое особое существо:

                      Je suys celluy au cueur vestu de noir…[1290]

                      Я тот, чье сердце черный плащ облек…

В прежней лирике, даже в поэзии dolce stil nuovo, персонификацию все еще воспринимали вполне серьезно. Но для Шарля Орлеанского уже более нет границы между серьезностью и иронией; он шаржирует приемы персонификации, не теряя при этом в тонкости чувства:

                      Un jour à mon cueur devisoye
                      Qui et secret à moy parloit,
                      Et en parlant lui demandoye
                      Se point d’espargne fait avoit
                      D’aucuns biens, quant Amours servoit:
                      Il me dist que très voulentiers
                      La vérité m’en compteroit,
                      Mais qu’eust visité ses papiers.
                      Quant ce m’eut dit, il print sa voye
                      Et d’avecques moy se partoit.
                      Après entrer je le véoye
                      En ung comptouer qu’il avoit:
                      Là, de ça et de là quéroit,
                      En cherchant plusieurs vieulx caïers
                      Car le vray monstrer me vouloit,
                      Mais qu’eust visitez ses papiers…[1291]

                      Я – с сердцем как-то толковал,

                      Сей разговор наш втайне был;
                      Вступив в беседу, я спросил
                      О том добре, что одарял
                      Амур – коль ты ему служил.
                      Мне сердце истинную суть
                      Открыть не пожалеет сил, —
                      В бумаги б только заглянуть.

                      И с этим я оставлен был,

                      Но путь его я проследил.
                      Он в канцелярию лежал,
                      Там к строкам выцветших чернил
                      Свой сердце устремило пыл,
                      Тщась кипу дел перевернуть:
                      Дабы всю правду я узнал,
                      В бумаги нужно заглянуть…

Здесь преобладает комическое, но далее – уже серьезное:

                   Ne hurtez plus à l’uis de ma pensée,
                   Soing et Soucy, sans tant vous travailler;
                   Car elle dort et ne veult s’esveiller,
                   Toute la nuit en peine a despensée.
                   En dangier est, s’elle n’est bien pansée;
                   Cessez, cessez, laissez la sommeiller;
                   Ne hurtez plus à l’uis de ma pensée,
                   Soing et Soucy, sans tant vous travailler…[1292]

                   В ворота дум моих не колотите,

                   Забота и Печаль, столь тратя сил;
                   Коль длится сон, что мысль остановил,
                   Мучений новых, прежним вслед, не шлите.
                   Ведь быть беде, коль не повремените, —
                   Пусть спит она, покуда сон ей мил;
                   В ворота дум моих не колотите,
                   Забота и Печаль, столь тратя сил…

Любовная лирика, проникнутая мягкой грустью, приобретала для людей XV столетия еще большую остроту из-за того, что ко всему этому примешивался некоторый элемент профанации. Но травестия любовного в церковные одеяния приводит не всегда к непристойному образному языку и грубой непочтительности, как в Cent nouvelles nouvelles. Она сообщает форму самому нежному, почти элегическому любовному стихотворению, созданному в XV в.: L’amant rendu cordelier а l’observance d’amours [Влюбленный, ставший монахом по уставу любви].