Осень Средневековья

Или в конце другой баллады, написанной в том же духе: «Tous ces poins a rebours retien»[1284] [ «Весь смысл сего переверни»], и в третьей балладе с рефреном «C’est grant péchiez d’ainsy blasmer le monde» [ «Великий грех так целый свет хулить»]:

                   Prince, s’il est par tout generalment
                   Comme je say, toute vertu habonde;
                   Mais tel m’orroit qui diroit: «Il se ment»…[1285]

                   Принц, видно, суждено уже теперь

                   Всеместно добродетели царить;
                   Однако скажет всяк: «Сему не верь»…

Один острослов второй половины XV в. даже озаглавливает эпиграмму: Soubz une meschante paincture faicte de mauvaises couleurs et du plus meschant peinctre du monde, par manière d’yronnie par maître Jehan Robertet[1286] [К дрянной картине, написанной дурными красками и самым дрянным художником в мире, – в иронической манере, мэтр Жан Роберте].

Но сколь тонкой способна уже быть ирония, если она касается любви! Она соединяется тогда со сладостной меланхолией, с томительной нежностью, которые превращают любовное стихотворение XV в., с его старыми формами, в нечто совершенно новое. Очерствевшее сердце тает в рыдании. Звучит мотив, который дотоле еще не был слышан в земной любви: de profundis. Он звучит в проникновенной издевке над самим собой у Вийона – таков его «l’amant remis et renié» [ «отставленный, отвергнутый любовник»], образ которого он принимает; этот мотив слышится в негромких, проникнутых разочарованием песнях, которые поет Шарль Орлеанский. Это смех сквозь слезы. «Je riz en pleurs» [ «Смеюсь в слезах»] не было находкой одного лишь Вийона. Древнее библейское ходячее выражение:

«Risus dolore miscebitur et extrema gaudii luctus occupat» [ «И к смеху примешивается печаль, концом же радости плач бывает», – Притч. 14, 13] – нашло здесь новое применение, обрело новое настроение с утонченной и горькой эмоциональной окраской. И рыцарь От дё Грансон, и бродяга Вийон подхватывают этот мотив, который разделяет с ними такой блестящий придворный поэт, как Ален Шартье:

                   Je n’ay bouche qui puisse rire,
                   Que les yeulx ne la desmentissent:
                   Car le cueur l’en vouldroit desdire
                   Par les lermes qui des yeulx issent.

                   Устами не могу смеяться —

                   Очами чтоб не выдать их:
                   Ведь стало б сердце отрекаться
                   От лжи слезами глаз моих.

Или несколько более вычурно в стихах о неутешном влюбленном:

                   De faire chiere s’efforçoit
                   Et menoit une joye fainte,
                   Et à chanter son cueur forçoit
                   Non pas pour plaisir, mais pour crainte,
                   Car tousjours ung relaiz de plainte
                   S’enlassoit au ton de sa voix,
                   Et revenoit à son attainte
                   Comme l’oysel au chant du bois[1287]

.

                   Казалось, радостно ему;

                   Лицем быть весел он пытался
                   И, равнодушен ко всему,
                   Заставить сердце петь старался,
                   Затем что страх в душе скрывался,
                   Сжимая горло, – посему
                   Он вновь к страданьям возвращался,
                   Как птица – к пенью своему.

В завершении одного из стихотворений поэт отвергает свои страдания в манере песен вагантов:

                   C’est livret voult dicter et faire escripre
                   Pour passer temps sans courage villain
                   Ung simple clerc que l’en appelle Alain,
                   Qui parle ainsi d’amours pour oyr dire[1288]

.

                   Сия книжонка писана со слов

                   Бежавша дней докучливого плена
                   Толь простодушна клирика Алена,
                   Что о любви на слух судить готов.

Нескончаемое Cuer d’amours espris короля Рене завершается в подобном же тоне, но с привлечением фантастического мотива. Слуга входит в комнату со свечой, желая увидеть, вправду ли поэт потерял свое сердце, но не может обнаружить в его боку никакого отверстия: