Осень Средневековья. Homo ludens. Эссе (сборник)

Настроения, окрашенные тонами «Urzeit», теснейшим образом связаны с непоколебимой верой «an die besondere weltgeschichtliche Berufung und Begabung des deutschen Volkes» [«в особое всемирноисторическое призвание и дарование немецкого народа»], – Lamprecht, l. c., 99, – о чем недавно с такой убийственной резкостью возвестил Ойкен. Эта идея от устремленности к чисто духовному мировому господству немецкой культуры (в том смысле, каким предстает, например, кайзер у Лампрехта, l. c. 99) может опускаться до беззастенчивого империализма: «Deutschland und ein gutes Stück Welt den Deutschen… vom geographischen Nationalismus zum rassenmäßigen Glauben an das Leben und die höhere Persönlichkeit unseres Volkstums… fortschreiten» [«Германия и немалая часть мира продвигаются к немцам… от географического национализма – к расово заданной вере в жизнь и высшую индивидуальность нашего народного духа»], – F. Siebert, Der Deutsche Gedanke in der Welt, Deutsch-akad. Schriften, herausg. v. d. H. v. Treitschke-Stiftung, № 3, 1912. Примечательное развитие этой идеи демонстрируют сочинения: Arthur Bonus, Deutscher Glaube, 1897; Zur Germanisierung des Christentums, 1911 (переработка эссе 1895–1901 гг. – Zur relig. Krisis, Bd. I); Vom neuen Mythos, 1911. Автор исходит из неумеренных националистических пристрастий и вначале стремится к восстановлению почитания Вотана как своего рода вассала Христа (D. Glaube, passim). «Die religiöse Entwicklung der Zukunft ist die bewußte Wiederaufnahme der mittelalterlichen Anfänge: die Weitergermanisierung des Christentums» [«Религиозное развитие будущего – это сознательное возобновление средневековых начал: дальнейшая германизация христианства»]. Немецкий народ «(hat sich) am geeignetsten erwiesen, das Erbe Israels anzutreten» [«оказался наиболее пригодным, чтобы вступить во владение наследием Израиля»]. У романских и славянских народов «(ist) von einem tieferen Verständnis des Christentums noch kaum ein Anfang vorhanden» [«имеются разве что зачатки более глубокого понимания христианства»], – Zur Germ., 12, 14, 15, первоначально 1895 г. Постепенно его представления очищаются и становятся менее узкими. Теперь он уже высмеивает новоявленных почитателей Вотана. Исландские саги и древнегерманское прошлое могут лишь задавать фон, определенное настроение, их мир ощущается «als echter deutsch und härter deutsch» [«как истинно германский, еще более твердо германский»], можно даже сокрушаться, что такие многообещающие ростки германской религии не имели развития, однако дать нам религию Исландия не в состоянии (Zur Germ., 105–111, 1901). Остается потребность в религиозной направленности, где господствует «ein unbeugsamer Wille zur Macht und Gewalt der Seele zur innerstem und höchstem Stolz und Trotz», ib. 66 [«несгибаемая воля к власти и непреодолимая устремленность души к глубоко внутренней и высочайшей гордости и упорству»], «die alte germanische Auffassung der Religion als einer Kraftquelle statt Krankenzuflucht», 42 [«древнегерманский взгляд на религию как на источник силы, а не прибежище для убогих»], «nicht Träume machen die Religion aus, sondern Tapferkeit und Eingreifen», 34 [«не мечтания составляют религию, но решительность и отвага»]; вопрос жизни для немца – «Wie hersche ich über die Welt?» – 16, 34 [«Как мне осуществить власть над миром?»]. В работе Vom neuen Mythos националистическое содержание этих идей еще более ограничивается и облагораживается (40 ff.). В предисловии к Zur Germanisierung, 1911, автор призывает читателя «nicht kleinlich aufzufassen» [«не слишком придирчиво воспринимать»] это заглавие; и было бы действительно крайне несправедливо представлять себе этого мыслителя всего лишь как духовного империалиста и теоретика расизма.

Война придала всем этим настроениям грубо материальную форму. Не является ли типичным, что такой теолог, как Дайсманн, ныне принимает всерьез мысль, которую радикально настроенный Бонус уже обыгрывал в свой ранний период (Deutscher Glaube, 85, 216)? В канун Рождества 1914 г. он возносит хвалу древнесаксонскому Heliand [Спасителю], Иисусу как герою войны: это «der tiefste und echteste Eindruck, den der deutsche Geist jemals von Christus empfangen hat» [«наиболее глубокий и наиболее подлинный образ Христа, когда-либо запечатленный германским духом»] (Heliands Weihnacht, Illustr. Zeitung, № 3728, 10. XII. 1914). Не следует, однако, переоценивать весомость военной гомилетики и военной поэзии. Мир позднее захочет отречься от огромной массы печатной продукции, выходившей начиная с 1914 г., – вот только когда позднéе?

Комментарии