Осень в карманах

Пока мы разговаривали, Домбровский начал уже новую тему и перешел к проблеме гомофобии и нарушения прав сексуальных меньшинств. Я тоже, сидя в зале, в свою очередь принялся размышлять и задумался, отчего это у нас так не любят геев. Герберт Маркузе – тут я с опаской взглянул на Погребняка, – кажется, писал, что геев преследуют те, кто им попросту завидует. А завидуют им скрытые геи, которые не решаются признаться в своем позоре. Мол, сами мы себе такого не позволяем, сидим тихо, и вы давайте сидите тихо и не выпендривайтесь. Фрейд, подумал я, еще раньше утверждал что-то подобное. Впрочем, мне доводилось слышать и другие объяснения, порой очень странные.

Помню, один пожилой профессор, мой коллега, как-то раз признался в большой компании, что не любит геев.

– Не люблю, и всё, – сказал он.

– Отчего же? – спросили его.

– Да, понимаете, как-то в детстве, очень давно, мне показали газету с обвинительным заключением по делу наркома Ежова, этого кошмарного палача. И там было написано: вступал в мужеложеские связи с корыстными и антисоветскими целями. С тех пор мне почему-то кажется, что всякий, кто вступает в мужеложеские связи, обязательно делает это с корыстными и антисоветскими целями.

Тем временем Домбровский уже закончил свой доклад. Как и предполагалось, в бесчинствах и беззакониях по отношению к геям оказались виноваты прежде всего российские чиновники.

– Вопросы? – скучным голосом спросил председатель.

– У меня вопрос! – поднялся вдруг Гвоздев. – Вернее, не вопрос, а реплика и пожелание. Можно к микрофону?

– Пожалуйста… – разрешил председатель и громко произнес: – Слово предоставляется художнику Леониду Гвоздеву!

Гвоздев стал неловко пробираться среди кресел к проходу.

– Лёня, только, если можно, без мата… – тихо попросил кто-то.

– Спокуха, хрящ! – отрезал Гвоздев. Я понял, что он пьян.

Гвоздев взял микрофон и заявил:

– Вот тут у нас во Франции всё время говорят, говорят про этих, короче… лиц одного пола… хотят им, короче, разрешить вступать в брак.

В зале зашумели.

–  Позор! – закричал кто-то.

–  Позор? Почему позор? – удивился Гвоздев и помотал головой. – Никакой не позор! Это правильно, мужики! Де-мо-кра-тичненько! Надо разрешить. Но меня волнует другое.

Гвоздев сделал паузу.

Зал притих.

– Что вас так волнует? – с иронией спросил Домбровский.

– Сейчас узнаешь, – пообещал Гвоздев.

Он поправил очки.

– Меня волнует, что все наши правозащитники, и ты тоже, Домбровский, топчутся на одном месте. Мне кажется, правозащитникам надо пойти дальше и обязать наши мэрии регистрировать межвидовые браки, между представителями разных видов. Понимаешь?

Зал снова зашумел.

– Это демагогия! – возмутился Домбровский.

– Товарищи, то есть господа… давайте… – вмешался председатель.

– Так! – повысил голос Гвоздев. – Если вы меня будете перебивать, я вам тут всё сейчас обоссу! Ясно?! А ну тихо!

Все понемногу затихли. Про Гвоздева было известно, что он не бросает слов на ветер.

– Так вот, – продолжил Гвоздев. – Случилась, например, со мною странность, и я, например, влюбился не в человека, а во что-нибудь другое… Не знаю во что… В кустарник, короче, и хочу с ним, с этим кустарником, короче, законно сожительствовать. И не просто туда-сюда, а чтоб по закону, чтоб семью создать. И еще хочу, чтобы мы с кустарником могли кого-нибудь усыновить. Например, барсука, или енота, или лесную мышь-самца. Надо, чтобы у меня были на это права. А? И где, с позволения сказать, наши правозащитники? Нужно мои права, чтобы жить с кустарником, закрепить, короче, конституционно, нужно их отстаивать. Чтоб постапокалипсис как-то быстрее наступил.

– Бред какой-то, – снова вмешался Домбровский. – Откуда вы знаете, что кустарник хочет вступить с вами в брак?

– И что, что не знаю, и что?! Другой – всегда загадка. Мы никогда не знаем, что хочет другой. Вот ты, например, Домбровский, когда вступаешь в связь с женщиной, ты что, ты думаешь, ты знаешь, о чем она там думает, чего она на самом деле хочет? Да она сама не знает, чего она хочет!

– Гвоздев! Прекратите свои сексистские выпады! – закричал женский голос.

– Да у тебя таких органов нет! – крикнул другой голос, уже мужской. – Чтобы в связь с кустарником вступать!

Я увидел, что многие начали уже подниматься со своих кресел.

– Бардак какой-то… – с досадой пробормотал Домбровский.

– И что?! – парировал Гвоздев. – А у наших меньшинств тоже нет специальных органов, чтобы секс был, извиняюсь, адекватным! Ясно вам?! Но они же справляются, правда? Так и мы с кустарником тоже справимся! И потом, связь – это более серьезная вещь, чем секс. А речь идет о связи. Короче, правозащитники не должны останавливаться на том, чтобы защищать права одних только геев.

Он положил микрофон на стол и пошел назад к своему месту.

– Это все бред и реакционная демагогия! – крикнул ему в спину Домбровский.

Председатель тускло улыбнулся и сказал, приблизив лицо к микрофону: