— Он просвещает нас, — похвалилась Ольга. — Рассказывает о старых временах. Про игуменью Ардалиону, про монастырь, подземный храм, про благодетеля, который помогал, строил.
— Да, да. Он — знающий человек. Историк. Здесь много легенд. Быль, небыль… Но главное — правда. Была Монастырщина: Скиты, Явленый курган, Церковный провал — там жили, молились, созидали. Намоленые места, святые для нас. Думаю, что храм в самом деле был. Но ведь потом столько лет насельников изгоняли, убивали, выкуривали, как зверей, взрывали кельи, ходы-выходы… Могло ли что уцелеть?..
Недолго, но хорошо посидели с гостями. С трудом собрали ребятишек, которых Тимошка звал туда да сюда.
Прощаясь, отец Василий негромко сказал своим: «Помолимся». И детвора встала рядком возле родителей.
— Пресвятая мати Божия, — начал отец Василий.
Его дружно, старательно поддержали мальчики, и дочка тоненько выводила:
— Пресвятая Мати Божия, моли Сына Своего и Бога о благословении начинаний наших и ниспослании свыше помощи в делах наших и оставлении грехов наших. Помогай нам грешным и ныне, и присно, и вовеки веков. Аминь.
Так хорошо это было и трогательно, что Ольга прослезилась.
Они садились в машину. Тимошке жаль было с ними расставаться. Только познакомились, подружились, особенно с младшим, ровесником Колей.
— Приезжайте, — приглашал он. — Будем жить вместе! У нас много всего!
Машина уехала. Басакины остались. Тимошка поскучнел. Ольга вздохнула, сказав:
— Какие хорошие люди…
Еще одни гости, нежданные, обещались быть. О них при встрече упредил Ольгу станичный казачий атаман:
— Приезжают московские казаки, серьезная делегация, — многозначительно сообщил он. — К вам их тоже привезем. Передай своему. Их встренуть надо как следует. У них задумки серьезные, — внушал он. — Казачий лагерь хотят устроить, международный. Надо ловить момент. Так что готовьтесь. Как положено… — подчеркнул он.
Ольга передала мужу сказанное. Иван поехал к Аникею узнать, что да как… Тому ведь не впервой гостей встречать. Посоветует: ухой обойтись или придется барана резать.
Услышав про казаков, да еще московских, Аникей взъярился, запенился:
— Не бараниной, не ухой, а жидким чаем их привечай… Жидким чаем! Баранинки они откушают, потом не отвадишь. Сегодня — московские, завтра — тамбовские. Брехуны в лампасах! Жрать да пить на чужбинку они мастера. А толку от них ноль! Ты их только повадь, накатают дорожку. Саранча ненасытная! А вот жидким чаем встретить, им же и проводить, тогда больше не объявятся. Проверено!
Поостыв, он спокойно внушал:
— Ментов можно прикармливать, от них польза. Бичей добудут, прикроют при случае. А этих, с лампасами, не приваживай. Там одни лишь брехни…
Аникей ярился не зря. Он терпеть их не мог, этих «атаманов», «есаулов» и прочую «старшину казачью», станичную, райцентровскую и выше. Фуражки да штаны с лампасами, игрушечные кресты да медальки, погоны. И белые ручки. Говорильня, галдеж, «любо — не любо!» Поначалу он попался им на крючок, казачью форму пошил, ездил на «круги» и «сходы», у себя принимал. Но быстро понял, что это одна болтовня: «автономия», «независимость», «реестр»… А дела нет. Одним словом, «хуражечка, хуражечка…» Болтуны да бездельники. И еще — «финансирование», которое только для начальства. Кормушка для верхушки.
А даже ему, Аникею, добрая помощь всегда была нужна. Нынче тоже. Решился он наконец брать землю. Огляделся, с «крестным» поговорил, с другими людьми знающими. И понял, что медлить нельзя. Можно остаться с «таком» или с какой-нибудь меловой да солончаковой пустошью, на которой не только скотину, суслика не прокормишь. Тем более что крепко привязан он к Большому Басакину. Здесь, на хуторе, его дом и устроенное поместье. Вблизи хутора — ферма со скотьим гуртом. А значит, земля: выпасы, сенные угодья должны быть рядом. Они есть: Басакин луг, Ремнево, Акиншево, Зоричев… И вроде бы все — ничье, бывшее колхозное.
Но в райцентре, в земельном комитете встретили его без объятий, объясняя, что Басакин луг — долевая собственность. «Договаривайтесь с людьми, набирайте паев, договор заключайте…» Приречная долина — главные выпасы, семьсот гектаров — земля районного фонда, но давным-давно оформлена в аренду, якобы для создания конно-спортивной школы, о которой никто слыхом не слыхивал. И давно бы эту землю надо изъять, но «руки не доходят», «законы не позволяют», «все это надо решать через суд…»
Одним словом, земля есть, но подступишься к ней не враз. Надо добиваться. Хорошо, что рядом есть крестный — старый Басакин. Он подскажет, с нужными людьми сведет, оформит бумаги. За это ему великое спасибо. Но главное — самому надо шевелиться: добиваться, ездить, настаивать, потому что само собой ничего не приплывет. А уж земля — тем более.