Осень женщины. Голубая герцогиня

Камилла снова увидела их в своем воображении так ясно, как будто это возможное было уже действительным. Да, она увидела их, считающими себя в полной безопасности уединения, пользуясь сумерками, выходящими под руку, набрасывающегося на них Бонниве и затем… А затем, наступало неизвестное в виде немедленного убийства или страшной дуэли!… Не успело это новое предположение овладеть несчастной, как она содрогнулась до мозга костей. Ее фиакр уже мчался по направлению площади Делаборд. Что делать? В такие моменты, когда можно сказать, что не только секунды, но половины, четверти секунд на счету, не обладают ли истинные чувства таинственным ясновидением, которое заставляет принять более верное решение, чем то, которое получилось бы после самых обдуманных рассуждений? Или, быть может, существует, как любил утверждать Жак Молан, такие участи, которым покровительствуют особо благоприятные обстоятельства и для которых случай всегда является неизменно счастливым, в то время, как для других - неизменно несчастным? Во всяком случае, из двух предположений Камилла инстинктивно остановилась на том, которое оказалось верным. Как раз в ту минуту, когда кучер огибал площадь Троицы, она приказала ему вернуться к Новой улице. Почему? Она сама не сумела бы сказать. Она остановила его и расплатилась с ним, не въезжая в улицу. План ее был составлен, и она выполнила его с той храброй решимостью, которую опасность внушает таким душам, как ее: они не будут порой сопротивляться ради себя, но полны огня и энергии в борьбе за любимого человека. Она заметила, что карета Бонниве ждет все на том же месте. Раскрыв зонтик, как бы для защиты от тумана, являвшегося так кстати, а в сущности, чтобы лучше скрыть свое лицо, она храбро перешла улицу перед этой каретой и подошла к дому, выход из которого караулил ревнивый муж. Сомненья не было… Полоса света, показавшаяся в скважине ставен, ясно указывала на присутствие кого-то в квартире!… Она вошла не колеблясь и прямо подошла к швейцару, который поклонился ей с видом замешательства.

- Уверяю вас, сударыня, что г-н Молан не приходил, - отвечал этот человек, когда она настаивала, несмотря на то, что он уже ответил ей отрицательно.

- А я говорю вам, что он здесь с дамой, - отвечала она. - Я видела свет в окнах. - Затем резко, с той невыразимой силой, которая исходит от существа, действительно находящегося в отчаянии, она прибавила: - Несчастный, вы будете каяться всю жизнь, что не ответили мне искренно в эту минуту… Вот, - продолжала она, схватив за руку пораженного швейцара и таща его в сторону ворот, - загляните в карету, которая стоит на углу улицы направо, но так, чтобы вас не заметили. Вы увидите там человека, караулящего дом. Ну, так знайте, это муж той женщины… Если вы желаете, чтобы здесь сейчас, когда она выйдет, была пролита кровь, то вам стоит только помешать мне подняться, чтобы предупредить их… Боже мой, Боже мой, чего вы боитесь? Обыщите меня, если вы хотите убедиться в том, что у меня нет оружия и что не я хочу сделать им зло!… Мой любовник меня обманывает, это правда, я это знаю… Но я его люблю, слышите вы, я его люблю и хочу его спасти… Разве вы не чувствуете, что я не лгу вам?

Поддавшись, против желания, власти магнетизма воли, всецело направленной к одной цели, он дал себя увлечь к порогу. Случаю - этому слепому и необъяснимому случаю, который губит и спасает нас в такие критические минуты, самым незначительным иногда совпадением, случаю, всегда благоприятствовавшему смелому Жаку, было угодно, чтобы в тот момент, когда швейцар смотрел по направлению кареты, Бонниве тоже высунулся немного наружу. Швейцар обернулся к Камилле Фавье с расстроенным лицом:

- Я узнаю его! - вскричал он. - Это тот господин, который приходил третьего дня расспрашивать меня насчет жильцов дома. Он спрашивал, нет ли здесь г-на Молана, а так как я ему ответил, что нет, согласно уговору, то он вынул из кармана бумажник. За кого принимаете вы Коанди? - сказал я ему. - Немного я с ним разговаривал… Я бы охотно отколотил его, каналью!… Подождите-ка, я пойду спрошу его, есть ли у него разрешение от префекта на то, чтобы караулить дома, как полицейский шпион…

- А он вам ответит, что улица одинаково принадлежит всем и будет прав, - сказала Камилла, которой опасность вернула ее хладнокровие. Было ли то вдохновение любви? Было ли то смутным отголоском обычных театральных приемов, потому что ремесло действует в нас вроде автоматического механизма, под давлением необходимости?

В воображении ее рисовался план, на который честный Коанди согласится, она это поняла, как поняла, что Молан сумел заставить его полюбить себя, - Вы не помешаете этому человеку оставаться тут, - продолжала она, - Но только прекрасно дадите ему понять, что от него хотят что-то скрыть. Если он явился сюда, значит, он был предупрежден самым положительным образом, поверьте. Вы готовы помочь мне спасти нашего господина, не правда ли? Ну, так слушайтесь меня.