Осень

Артем схватил карандаш и лихорадочно написал: «Есть происшествие или нет?»

Дальше мысли его опять побежали вразброд. Еще вчера с таким жаром он мечтал о своей первой корреспонденции! Где его тщеславные грезы прогремят, именно прогремят, меньшее не представлялось.

Если происшествие было, кто главный виновник? Как ни верти, прямо или косвенно главная виновница — мама. Неопровержимая улика — Утятин. Мамин знакомый. Для его устройства надо было вытеснить другого.

«Уважаемые читатели! Мне трудно рассказывать вам о происшедшем событии, потому что главное действующее лицо, виновное в совершенной несправедливости, — моя собственная мать, заведующая гороно, депутат горсовета, член партии Анна Георгиевна Зорина», — написал Артем. Написал и охнул.

Нет! Он не может поднять руку на собственную мать, если даже она тысячу раз виновата. «Нет, что это я! Что я наговариваю? Справедливая, ласковая мама моего детства, ты ни при чем. Утятин врет, что ты устраивала его таким нечестным, тайным способом. Королева Марго ошибается. Королева Марго порох: пых — и взорвалась. Сейчас побегу к Ольге Денисовне, сейчас, сейчас все разъяснится, что она сама захотела уйти, никто не думал ее выживать, а тем более завгороно».

Он вскочил, готовый опрометью мчаться к Ольге Денисовне. И вообще с ума он своротил, уселся писать о беде человека, не увидев, не расспросив, не узнав. Он вскочил.

Но вернулись с работы родители. Обыкновенно Игорь Петрович возвращался раньше, сегодня задержало собрание. Они пришли почти одновременно. Мама, заметно встревоженная встречей с Артемом в роно. Отец, как всегда, жизнерадостно-громкий.

— Строчишь? — весело прогремел отец, входя в кабинет. — Строчи, строчи. Или уже?

— Нет, — буркнул Артем.

— Отчего такой мрак? А-а, понимаю. Муки творчества. Ничего, товарищ спецкор, поднатужимся, подредактируем, добьемся конфетки. — Он щелкнул пальцами: — Конфет-ка! Впрочем, нет, полная ума и темперамента, обличающая или напротив статья. Артем Новосельцев. Звучит? Давай рассказывай. Егоровна, слушаем.

— В чем дело, Тёма? — спросила мать.

— Плохое дело, — буркнул Артем.

— Тёма, голубчик, объясни…

«Мама, неужели ты так ужасно умеешь притворяться? Так искусно? Но что это я! Она ведь не подозревает даже, о каком деле я говорю».

Он отрывисто спросил:

— Учительницу Ольгу Денисовну из школы номер один знаешь?

— Ты странно держишься, Тёма, — удивленно сказала мать.

Она была грустна и неспокойна, и у Артема защемило сердце от жалости и убийственного разочарования в матери. Он жалел и не прощал.

— Слышала… припоминая, с запинкой ответила мать, — да… слышала, хорошая учительница, а внешность не помню. Должно быть, не видела близко, Тёма. Несколько десятков школ только в городе. Конечно, хорошую учительницу должна бы знать ближе.

— Как, ты сказал, учительницу зовут? — заинтересовался Игорь Петрович.

— Ольга Денисовна.

— Она что, не работает в школе?

— Работала. Теперь нет.

— Гм.

Игорь Петрович хмыкнул: «Гм». Закурил. Он запомнил ту старую учительницу, державшуюся с подчеркнутым достоинством и даже высокомерием, что не очень свойственно учительницам, казалось ему. Что-то с ней не совсем ладно, чутьем угадал он. Но не стал углубляться. В обязанности его не входило выяснять личные обстоятельства больных, а кстати, она вовсе и не больна.

Но Тёмка на что-то напал. Что он там откопал, дурень? При чем тут мать?

— При чем мать? — холодно спросил сына Игорь Петрович.

— При всем, — отрезал сын. — При том, что учительницу выживают из школы, внушают болезнь, устраивают на ее место…

— Постой, что ты мелешь? — удивилась мать.

— Павку Утятина забыла? — все горячее распаляясь, продолжал допрашивать сын.

— Не забыла, пожала она плечами. И, поясняя, мужу: — Сын моей сотрудницы по областному Дому учителя. Кончил институт, прислали сюда. Я еще и повидать его не успела, не знаю, как он у нас приживается в школе. Няня говорит, на днях заходил, нас с тобой не застал. Тёма, так что же?

— Что ты намерен писать, товарищ спецкор? Кого собрался разоблачать? Уж не мать ли? — о чем-то догадываясь, с усмешкой спросил отец.

— Я еще не видел Ольгу Денисовну. Увижу, если подтвердится, расскажу все, как есть. Прятать виновных не буду. Не буду! — с дрожью в голосе крикнул Артем.

— Анна, ты понимаешь, что с ним творится? — поразился отец. — Анна, что ты молчишь?

— Слушаю.

У нее стал вдруг совсем подавленный вид. Что-то в ней изменилось, уже не тревога, а страх глядел на Артема из глаз матери.

— Происшествие или нет? — допрашивал сын.

Отец уничтожающе фыркнул:

— Выеденного яйца не стоит твоя история, Тёмка. Выискал сюжетик, эх ты! Провалилась статья, никто не напечатает — печатать-то нечего. Не станешь же ты разоблачать собственную мать… если она и допустила какую-то ну… — Он поискал подходящее слово, не нашел. — Да что! Ни черта она не допустила. А если бы был не Утятин, а какой-нибудь Иванов?

— Тогда другое.

— Почему другое, глупая твоя башка?

— Для Иванова не стали бы отправлять хорошую учительницу в музей древности, а для Утятина отправили, потому что он — мамочкино протеже.