Осеннее помешательство (СИ)

Алиби Джима должно было стать сто процентным – и он устроил некрасивую драку в местном баре. И остался абсолютно уверен, что его запомнило как минимум полгорода. Пусть он лишился галстука, части рубашки и одного ботинка, но это того стоило. Тем более, приятно было поразмяться, спустить с поводка демонов, так долго атакующих его рассудок, сокрушающих волю, выворачивающих душу наизнанку своей неправильностью. Так приятно было не думать один час и пятнадцать минут о Себастьяне и его бледных сжатых губах и восхитительно топорщащихся волосах. «Забавно, - думал Джим, - заинтересуй меня Виктор, игра закончилась бы куда быстрее». Тот не стал бы мучиться сомнениям, его жизненное кредо поражало своей простотой. Хочешь – возьми. А вот Себастьян все еще верил в рыцарские романы и прекрасных дам. Что только добавляла охоте определенной изюминки.

Оказалось, развязать драку – дело совсем нехитрое. Достаточно сообщить несколько нелицеприятных подробностей о девушке одного из самых хмурых и туповатых байкеров, упомянув при этом другого такого же хмурого и такого же тупого. А потом – просто пожинать плоды.

Оказалось, это скучно.

Время присутствия Джима в баре было зафиксировано полицией, явившейся на чей-то анонимный звонок, сообщающий о беспорядках в баре.

Идеально.

Пока он ждал приезда своего алиби, допивая пиво и рассматривая содранную кожу на кулаках, ему совершенно некстати вспомнился Себастьян и то, как он отжимался на полу пустого физкультурного зала. Джим вообще шел мимо – и случайно наткнулся на это упоительное зрелище.

Он тогда подумал, что после тренировки Себастьян наверняка отправится в душ, и тут же его хваленое воображение сыграло с ним злую шутку.

Не закрывая глаз, Джим представил, как шумит вода под сильным напором, увидел, как Моран, сняв с себя плавки, встает под душ, полностью намыливается, осторожно проводя по загорелому натренированному телу мозолистыми ладонями с разбитыми пальцами. Вот он небрежно откидывает голову назад, подставляя лицо под горячие струи, медленно сжимает рукой свой возбужденный член, издает еле слышный стон, и в голове Джима случается короткое замыкание.

Стоя в душном темном коридоре, прямо перед освещенным спортзалом, он впился побелевшими пальцами в косяк двери и смотрел на парня, выполняющего примитивные упражнения, чьи мышцы работали как отлаженный механизм, перекатываясь под золотистой кожей. Джим облизнул внезапно пересохшие губы и слегка подался вперед, стараясь не упустить ни единой секунды из упоительного зрелища.

В его голове словно произошло наложение картинок, разум продолжал помнить, что единственно действительно реальное – это полуодетый Себастьян, который своими нехитрыми действиями выпустил на свободу суккуба, саму суть похоти, таящуюся где-то в самой темной глубине Джима. Яркость сцены, проигрывающейся в его голове, поражала, пугала своей достоверностью.

Моран полностью в его власти, и Джим неспешно слизывает льющуюся из душа воду с этих аппетитных ягодиц, до синяков впиваясь пальцами в бедра. А потом воображаемый Себастьян совершенно неожиданно подается вперед, опирается руками о скользкую стену, сильно прогибаясь в пояснице. Даже в своих мыслях Джим задыхается от открывшегося вида, а Моран почти хнычет, умоляет, бесстыдно раскрываясь только для него, чтобы Джим, ловко скользнув языком в пульсирующее девственное отверстие, сильнее вжимается лицом в его крепкую аккуратную задницу. Ему хочется войти так глубоко, чтобы увидеть, как Себастьян, полностью теряя контроль, забыв обо всем на свете, с удовольствием насаживается на его язык.

Джим слышит, как стоны удовольствия срываются с губ Себастьяна, видит, как он прикусывает руку, второй продолжая хвататься за скользкую стену. Он воображает, что в предвкушении приближающегося оргазма, Себастьян ужасно боится не удержаться и упасть на колени прямо в душевой, позволяя ему сделать со своим телом все, что хочется.

Невозможно долгая пытка продолжается до тех пор, пока Моран с громким криком не кончает, забрызгивая спермой холодную белую плитку. Он судорожно всхлипывает, тело дрожит от только что пережитых ощущений, а Джим все еще жестко втрахивается в него языком, потому что там, так узко, так хорошо, так совершенно, так…

Себастьян, закончив упражнения, поднялся с пола и принялся шумно пить воду из бутылки, прерываясь время от времени, чтобы сделать несколько глубоких вдохов. Прятавшемуся в тени Джиму оставалось только надеяться, что в тишине спортзала не было слышно сердца, норовящего пробить грудную клетку мощными ударами. Его разгулявшееся воображение заставило затуманиться всегда работающий разум, а тело – болеть и ныть от невозможности получить необходимую разрядку. Шум крови в ушах заглушал все, не давая сосредоточиться и успокоиться.