Осеннее равноденствие. Час судьбы

Какая-то неведомая сила подтолкнула Кристину, она с дрожью в коленках подошла к Паулюсу и улыбнулась полураскрытыми губами, а удивленные ее глаза так и спрашивали: «Как ты узнал, что я тебя здесь жду?»

Мать опять отчитала ее за то, что вернулась за полночь. Но Кристина была так счастлива, что места себе не находила. Разбудила сестренок, забралась к ним в кровать, и все втроем хихикали, шушукались, несли всякую чепуху, страшные сказки вспомнили и друг дружку пугали. Утром мать вошла будить девочек и нашла их всех в одной постели, спящих в обнимку.

Паулюс сдавал экзамены на аттестат зрелости. Каждый вечер они встречались в городе или над озером, гуляли час-другой и расставались — до завтра! Подружки завидовали: «Какая ты счастливая, Криста…» И Кристина считала, что она и впрямь счастливая, потому что у нее есть друг… такой друг, о котором она все думает и думает…

Цвела, пенилась сирень, долгими вечерами в кустах над озером заливались соловьи, стрекотали кузнечики, и иногда казалось, что от счастья лопнет сердце. Очень не хотелось возвращаться домой, да никуда не денешься: ждала мать, ждали сестренки со своими заботами, ждала работа. Ждал и тяжкий, камнем повисающий мамин вздох:

— Чем вас завтра кормить буду?

Часто она так вздыхала.

Пока был жив отец, все было по-другому, а сейчас мать билась как рыба об лед, и та пачечка бумажек, которую она получала за то, что разносила газеты и письма, просто таяла в руках. Что есть? Во что одеться, во что обуться?

— Все на вас горит, не бережете ни обувку, ни одежку, — каждый вечер укоряла мать и знай штопала, латала, перешивала. И Кристину усаживала рядом — помогай, не успеваю одна. Успокоившись, рассказывала, чего за день навидалась да наслышалась, кому принесла радостную весть, а кому — печальную. Сколько горя у людей, сколько кругом пьянства, распутства!

— Боже мой, боже, — качала она головой. — Когда столько домов обойдешь да всего насмотришься, и твое собственное горе кажется не таким страшным.

— Да какое тут горе, мама. Выдюжим. Еще год, и я кончу школу.

— Все надежды на тебя, доченька, на тебя…

Помолчали, помечтали о тех временах, когда все будет по-другому, и мать снова заговорила:

— Слыхала, кто-то камень на берегу озера долбит. Поздно ночью все стучит да стучит. Стоя в воде. Соседи спросили у него, что это значит, а он ни слова не сказал и сбежал. Надоело людям, что спать не дает, вот мужики и решили — надо его поймать. Окружили прошлой ночью со всех сторон. А он в озеро — все глубже, глубже, так и уплыл на остров во всей одежде. Господи, какие чудаки на свете бывают.

Поздно вечером Кристина побежала к озеру, прислушалась. Стояла тишина. Опять долго не могла заснуть, ворочалась в постели, ткала узоры своих грез и неожиданно услышала — откуда-то издалека доносится приглушенное тюканье. Вскочив с кровати, распахнула окно. Еще явственнее расслышала: тюк-тюк… тюк-тюк… От озера доносился этот звук. Какой-то робкий, монотонный.

Назавтра после выпускного бала Кристина встретилась с Паулюсом ранним вечером.

— Почему ты не радуешься, Паулюс?

Паулюс пожал широкими плечами.

— Я бы ног под собой не чуяла. Средняя школа окончена, аттестат в руках.

— А дальше что? — поднял мрачные глаза, и пыл Кристины угас.

Паулюс избегал говорить о своем будущем, все твердил: «Еще экзамены…» И вот экзамены сданы, однако он спрашивает: «А что дальше?»

— Я не знаю. Как ты, Паулюс…

Он взял руку Кристины, поднял, посмотрел любовно, как на нечто ненаглядное, и заговорил спокойно, глядя ей прямо в глаза:

— Я ждал этого дня, Криста. Весь год ждал, а может, даже всю жизнь.

— Ну да, ты же кончил…

— Нет, нет, я ждал этого дня, чтобы все тебе сказать.

Кристине показалось, что ее сердце рассыпалось на крохотные осколки и разлетелось по всему телу, даже в подушечках пальцев вдруг закололо, будто иголками.

— Во-первых, ужасно хотел бы учиться дальше, но уехать не могу. Не думай, что я тебе жалуюсь. Мне уже двадцать лет, в классе я был старшим… так уж получилось. И я возвращаюсь в деревню. Поблизости есть школа, там буду работать, я уже договорился. Жить буду дома. Когда-то я рассказывал тебе — у нас в семье еще пятеро детей, и все мал мала меньше. Младшей сестренке четвертый год. А отец в постели. Как им без меня обойтись?

— И поэтому ты каждую субботу после уроков…

— Поэтому.

— И в ту субботу, когда был на танцах, ты в деревню… потом… после всего?

Почему Криста напомнила о той субботе? Не стоило, не стоило, поняла вдруг, однако слова уже были сказаны, они обидели Паулюса, и он выпустил руку Кристы. Шагали молча, испугавшись, не находя слов. Наконец снова встретились глазами, и ледок тут же растаял.

— Ты сказал — во-первых. А во-вторых?

— Во-вторых?..

Паулюсу пришлось собраться с силами, чтобы говорить так же спокойно, как вначале.

— Во-вторых, о нас. Только я не умею тебе сказать, Криста. Я очень долго думал, но… Ведь ты сама видишь, чувствуешь… ну, я всегда хочу быть с тобой, хоть и там, в деревне, но с тобой, Криста, только с тобой. Я могу тебе поклясться… я клянусь тебе, что никого… никогда… только тебя, Криста…