Осеннее солнце

На горизонте строились облака, наползая друг на друга, собирая многокилометровые пирамиды серого и синего воздуха. Я проверял по спутниковым картам, если смотреть с тополя на восток, то на триста километров нет ни хутора, ни деревни, ни города, ни дорог, лес, болота да реки. И облака над этим собираются необыкновенно высокие, как столбы, подпирающие небо.

– Прабабка Дрондиной, – ответила Шнырова.

Триста километров – это гораздо дальше линии горизонта.

Я опустил сало на дно, поднял на метр и стал ждать.

Шнырова продолжила выковыривать железку, подсаживала ее палкой, пыталась поддеть. Железка проявлялась, кривой, ломанный лом, думаю, коленвал тракторный, ну, или другая чугунина от сельхозтехники.

– Тут водятся реликтовые пиявки, и это здорово, – сказал я. – Пиявки – очень полезные существа, из них можно много разных лекарств сделать. Их приставляют к вискам, чтобы лишнее давление сбрасывать.

– Тебе надо такую пиявку к голове приставить, – сказала Шнырова и налегла на палку. – Пусть тебе лишний мозг высосет. Или Дрондиной – чтобы они ей жир из головы откачали! А то на мозг давит!

– Если мы поймаем гигантскую пиявку, то ее в Красную Книгу, скорее всего, занесут. Тут у нас могут заповедник организовать, или привлечь…

– Да ерунда все это, Васькин, – перебила Шнырова. – Ты что думаешь, что от этих пиявок какая-нибудь польза будет? Три раза! Ну, разве что они Дрондиху зажалят. А так…

Шнырова показала мне язык.

– Всем плевать на твоих пиявок! Вот как.

В подтверждение этого Шнырова плюнула себе под ноги. А затем в колодец плюнула. Этим летом она много плевалась.

– Подумаешь, пиявки, что ты такого в этих пиявках…

Шнырова замолчала, задумавшись, думала слишком долго.

– Можно сказать, что это инопланетные пиявки, – предложила она. – Что тут в девятнадцатом веке разбилась летающая тарелка. Пришелец дополз до этого колодца и тут на него…

Шнырова опять принялась смеяться. Я понял, что она хотела сказать – что на пришельца напала прабабка Дрондиной и уволокла его в пучину, так его никогда и не нашли. А тарелку в металлолом сдали.

– На него напала старуха Дрондина, – сказала Шнырова. – А нечего прилетать, ему тут не Венера!

Угадал.

– Вот я об этом и думал, – сказал я. – Но, конечно, это не старая Дрондина на него накинулась, а здешние пиявки. Они кровь у него выпали, мутировали и выросли в большие размеры. И теперь…

– Ерунда, – сказала Шнырова. – Ерунда и чушь. Никто в эти жалкие придумки не поверит. Пришельцы, пиявки, кому это надо?

– Нам, – ответил я. – Тебе, мне, Наташе. Если у нас, в Туманном Логе, найдется что интересное, то сюда станут туристы приезжать. Вот знаешь, про Лох-Несское чудовище…

– Лох-Несское чудовище ведь, а не Лох-Несская пиявка. Ты что, разницы не видишь? Никому твои пиявки не встрянулись…

Я начал вытягивать леску с салом. Шнырова наблюдала скептически.

– Лично мне эти пиявки и даром мимо, – заявила Шнырова, пиная торчащую из земли железяку. – Чем скорей тут все навернется, тем лучше! Пусть тут хоть всех пиявки сожрут… Да и нет тут никаких пиявок.

Я вытянул леску с салом.

Шнырова оказалась права. На куске сала не обнаружилось ни одной пиявки, только ржавые пузыри и мелкие многоножки.

– Сдохли со скуки, – пояснила Шнырова. – Пиявки – и те сдохли.

– Ну… – я поглядел на нетронутый кусок сала. – Не одни пиявки могут быть интересны. У нас есть земляной колокол, у нас есть дуб Пушкина, у нас…

– Да ничего у нас интересного нет, – Шнырова продолжала настырно выворачивать железину из земли. – У нас ничего интересного нет, никто здесь не разбирался, никто не расшибался, никто…

Упорство Шныровой наконец принесло результаты, хряп – и она добыла из земли длинный массивный предмет, судя по изломанности, все-таки коленвал. Откуда тут коленвал…

Шнырова разочарованно разглядывала железяку.

– Если бы в этой яме на самом деле водились гигантские пиявки, можно было бы устроить праздник пиявки. А Дрондина была бы королевой пиявок.

Шнырова подтащила коленвал к колодцу.

– Но тут нет никаких гигантских пиявок, – сказала она. – Тут и обычных пиявок-то нет.

И Шнырова булькнула коленвал в колодец.

– Ничего! У нас! Нет!

Коленвал быстро достиг дна – поднялись крупные пузыри, вместе с грязью и шустрой мелкой живностью, пузыри лопнули, запахло тиной.

Шнырова, кажется, успокоилась.

– Если тут и водились пиявки, – поморщилась Шнырова. – То они давным-давно повыздыхли от голода. Чем им питаться? Скота никакого нет, звери сюда не ходят. Пиявки вымерли от тоски и голода. Вот и все дела.

Похоже на то. Шнырова огляделась в поисках чего, что можно кинуть в воду. В ней проснулся попугайчик, я представил Шнырову в виде попугайчика, долговязый попугайчик с длинными ногами и тощими крыльями.

– Если хочешь, можешь туда нырнуть, – Шнырова указала на мутную жижу. – Там на дне скелеты пиявок валяются. Всего-то десять метров. Ну что, домой пойдем?

Шнырова зевнула.

– Я к реке, – сказал я. – Мне еще веников наломать надо. Может, искупаюсь.

– Холодно же. Сейчас одна Дрондиха купаться может, у нее жиры.