В глубине горсада, за деревьями скрывалась танцплощадка в виде круглой, приподнятой на метр над землей, дощатой веранды, окруженной высокими перилами, чтобы парням было трудновато перелазить на площадку через этот барьер. К площадке примыкала закрытая театральная сцена с двумя комнатками для переодевания артистов или как место отдыха музыкантов из городского духового оркестра. В этом горсаду и проходили летом все городские праздники, а летними вечерами в субботу, здесь играл духовой оркестр и за 30 копеек можно купить билет и зайти на танцплощадку.
Молодежь теснилась на танцплощадке группками: девушки отдельно от парней, а сформировавшиеся пары стояли сами по себе и тоже особняком. Приходили на танцы и женатые пары и одинокие мужчины и женщины возрастом за тридцать лет, но основной состав – это юноши и девушки 17 – 20 лет: до 16-ти лет на танцы не пускал контролер у входа – даже если у тебя был билет.
Иван с друзьями приходили сюда тоже: когда с девушками, но чаще одни, выпивали в кустах немного портвейна, для куража, заходили на танцплощадку и приглашали своих или просто знакомых девушек на танец, но только на медленные танцы – чтобы почувствовать вплотную упругую выпуклую фигурку девушки.
Можно было пригласить и незнакомую девушку, но в этом случае надо быть готовым после танцев встретиться за пределами танцплощадки с её поклонником и провести короткую и жестокую драку один на один, до первой крови или падения на землю одного из соперников. Драка, впрочем, не мешала уже на следующий день, при встрече драчунов, общаться вполне дружески, а если с девушкой завязалось знакомство, то тебя уже не трогали ни её поклонники, ни её друзья – таковы были правила и обычаи молодежи в те времена.
Надо сказать, что и наряд милиции, дежуривший на танцах, ограничивался выводом подвыпивших парней с танцплощадки и в драки, за пределами этой запретной территории танцев, они никогда не вмешивались – к взаимному удовлетворению сторон.
Здесь же, на танцплощадке, на сцене проходили гастроли заезжих артистов или выступала местная самодеятельность. Тогда, на танцплощадке расставлялись скамейки, публика рассаживалась, и начинался спектакль или концерт, который смотрели и все желающие, взобравшись на окружающие деревья или повиснув на ограждении танцплощадке снаружи.
Летом, вся культурная жизнь молодежи городка проходила в горсаду или рядом, в кинотеатре, располагавшемся в старинном здании бывшего купеческого магазина или в городском доме культуры, который построили во времена детства Ивана Петровича.
Поблизости от этого дома культуры сейчас и сидел Иван Петрович, погруженный в воспоминания о годах своей юности – таких далеких и таких близких. Кстати, в такой вот теплый осенний день вполне мог бы тогда состояться танцевальный субботний вечер на танцплощадке, и живая музыка духового оркестра разносилась бы по притихшим улицам городка.
Но нет уже ни той танцплощадки, ни того горсада, ни тех людей, окружавших Ивана Петровича в дни минувшей юности.
Нынче людям не нужна ни та площадка, ни та музыка, ни то общение людей. Все сидят по своим домам у своих телевизоров и, если повезет, со своей бутылкой водки. Здесь нет ни достойной работы, ни достойной оплаты этой работы – никаких перспектив достойной жизни вообще. Воистину, окаянные нынче времена. А может ему это всё только кажется и просто мучает ностальгия по прошедшим годам, когда был энтузиазм и активность юности и деревья были выше и солнце светило ярче? Нет, пустынные улочки городка, и всеобщая апатия людей подтверждают его мысли. Сейчас активны только торговцы, воры, чиновники, полиция и их обслуга, а тогда были активны все.
Осеннее солнце припекало всё сильнее и в расслабленной голове Ивана Петровича возникали и исчезали обрывки воспоминаний о юношеских встречах, расставаниях и случаях, происходивших с ним на этом месте в полувековой давности дни.
Здесь он встретил свою первую любовь – здесь же и потерял её навсегда. Здесь познакомился случайно с хорошей девушкой, ставшей потом его первой женой. Здесь, встречаясь с друзьями, они строили планы на вечер и на ближайшие выходные дни – на более отдаленную перспективу, как он не пытался вспомнить, почему-то никаких планов ни он, ни его друзья не строили – жили, как бы теперь сказали, одним днем, потому что будущее должно было прийти как бы само собой, а выбрать каким оно будет можно и потом, когда – нибудь. Спокойная уверенность в светлом будущем была тогда у всех, и сомневаться в этом не было причин: враг был побежден в недавней войне. Для других врагов мощь страны Советов была не по зубам, а материально жизнь становилась лучше – как и обещала верховная власть, о предательстве которой в те времена никто и подумать не мог – не то, что представить.
Отсюда он уехал на учебу в Москву, как оказалось, навсегда, встретившись напоследок с друзьями, которые устроили ему проводы в городском ресторанчике, находившемся совсем близко – в здании на соседней улице, видневшемся со скамейки, на которой и сидел сейчас Иван Петрович.