Осенние детективные истории

Светлана ликует, проходит к окну. Накрапывает дождь, пасмурно, но тепло и безветренно. Если смотреть только на тополиную аллею, как бы не замечая берез и американских кленов, растущих вокруг коробки детской площадки, то можно подумать, что еще лето. Так она делала, когда была школьницей: в первые сентябрьские недели нарочно не видела желтеющих деревьев, покорно сдавшихся календарю одними из первых. Вычеркивала этих дрогнувших предателей из картины мира, проходила мимо, отворачивалась. Не смотреть на березы и американские клены! Смотреть только на высоченные тополя, на этих стойких солдатиков, верных стражников свергнутого короля Августа, удерживающих листву в полной зеленой готовности до самой середины, а иногда и до конца сентября. Но в итоге сдавались и самые верные, вступал в права воспетый Пушкиным багрец. И все вроде бы было правильно, а то, что делала Светлана, напротив — ужасно глупо, но почему-то ей нравилось тайно ото всех носить в себе болезненную сладость иллюзии еще одного продленного лета.

Двор огромный. Хозяева гуляют с собаками, мамы стоят с колясками под навесами подъездов. Всего год назад она мечтала, как оборудует рядом с этим панорамным окном свой рабочий стол, поставит кофемашину, будет сидеть за компьютером и в перерывах наблюдать за простой дворовой жизнью. Мечты не сбылись, но получилось все на удивление лучше того, что она могла себе нафантазировать. Жизнь интереснее любой аффирмации. И вообще, ломиться в закрытые двери и жить иллюзиями — теперь не в ее правилах. Глупо заставлять кого-то выполнять свои прихоти, права прабабка. Прихоти — дело добровольное. Она мысленно подмигнула своей легендарной родственнице.

— По-прежнему не смотришь на желтеющие березы и американские клены? — спрашивает Глеб.

— Неа, смотрю на все без иллюзий, — усмехается Светлана.

Чайник оповестил жалобным писком о том, что он справился со своей задачей.

— Сколько времени… — интересуется Глеб.

— Пять примерно.

— Нет, я о другом, сколько времени ты меня ненавидела?

Этот неожиданный переход от шуток к серьезности был бы похож на заранее продуманный ход — вполне в духе Глеба, — но сейчас Светлана уверена в том, что это не подстроено. Своим спонтанным намеком на удачную Катькину карьеру от простой помощницы до жены владельца агентства женщина даже немного гордится, но этот намек можно интерпретировать и как пас, передачу мяча. Значит, Глеб сейчас тоже импровизирует.

— О чем это ты? — пытается ускользнуть она, но бывший муж не позволяет.

— Я просто хочу знать. Когда ты поняла, что все… что тебе противно? Ты ведь очень быстро… утешилась. Появился Майкл, ты уехала. Значит, дело не в Кате.

Он бросает мимолетный взгляд на ее лицо и мгновенно поправляется:

— Не только в Кате, я это хотел сказать.

— Гул затих, я вышел на подмостки, прислонясь к дверному косяку… Начинается! — продекламировала она, резко обернулась от окна и обнаружила, что Глеб действительно стоит, облокотившись плечом на выступающую нишу, отделяющую кухню от коридора, скрестив ноги и небрежно вложив в карман руку, оставив торчать один большой палец.

— Слова не мальчика, но героя… какой-то мелодрамы, — усмехается Светлана.

— Мне правда интересно.

— Глеб, прекрати! Ну что за разговоры! Мой ответ — нисколько. Мне не было противно. Но все прошло. Дорожки разошлись!

— Ну ладно, тогда хотя бы не стремно, — выдыхает он с видимым облегчением. — Надо тогда попробовать…

На этих словах Светлана резко выбрасывает вперед руку.

— Э, нет! Пробовали уже! Давай без этого.

— …перебраться по балкону к соседям, — заканчивает он, несмотря на ее протест.

Несколько секунд она с сомнением смотрит на него во все глаза и выдыхает:

— Эй, дружище, ты не на переговорах и не на сделке! Хватит манипулировать.

Светлана делает шаг в сторону и упирается ягодицами в стол. Кухонный гарнитур — единственный предмет мебели, который они успели установить.

Глеб делает удивленное лицо:

— Какие манипуляции, Свет?! Ты сама прекрасно додумываешь, без посторонней помощи.

Светлана вскидывает брови.

— Когда телефоны заработают, скинь, пожалуйста, ссылку на свою страничку в Красной книге.

Он тоже делает удивленное лицо, и ей приходится пояснить:

— У каждого редкого зверя есть страничка в Красной книге. А ты однозначно редкий зверь.

— Редкая скотина — ты хотела сказать.

— Это ты сам сказал.

Этот словесный сквош уже не радует и не заводит, отбитые мячи не тешат самолюбия, а неотбитые шлепают по самым неожиданным местам. Она снова отворачивается к плите, чтобы выключить истошно визжащий чайник, а когда поворачивается, видит в окно, что Глеб садится на перила лоджии. «Идиот», — едва слышно шепчет она себе под нос и, стараясь не делать резких движений, выходит к нему.

— Ты помнишь, что тут двенадцатый этаж? — Она ждет, что Глеб одумается, но он настойчив, зацепляется ногой за одну из железных скоб в стене, на которые они собирались вешать деревянные панели, и начинает медленно перегибаться за балконную перегородку. Балконы сделаны встык, но от этого не менее страшно.