Уже совсем стемнело, когда я выставила вон Ахари и приказала привести мою игрушку. Снова поднесла к лицу зеркальце и довольно улыбнулась. Не родился еще мужчина, который не потерял бы голову в моих огромных глазах. И ты, мальчик, будешь не первым и не последним.
Его шаги на лестнице были почти неслышными – мальчишка двигался легко и стремительно; Видгар в сравнении с ним топал, как медведь. Остановившись на пороге, оба поклонились. И резкая игла раздражения пронзила меня – парень кланялся не в пояс, как полагается рабам, а коротко, неглубоко, как равный.
Добрый вечер, госпожа…
Наконец-то я услышала его голос. Негромкий, низкий, уже сформировавшийся… я бы сказала – медный, если бы кто-то понял. Голос моего брата был бархатным, умершего моего мужа – серебряным, голоса большинства мужчин – деревянными или стальными. Медных я не слышала почти ни у кого.
Теперь мальчишка выглядел куда лучше, чем вчера утром. Простая домотканая одежда, какую носят все слуги, - чистая и целая, хотя рубашка чуть великовата и болтается на худых плечах. Чистые волосы пушатся, обрезанные неровно и криво; я пообещала себе, что едва они хоть чуть-чуть отрастут, я обязательно сама обрежу их поприличнее. Темные круги под глазами стали меньше, и само лицо кажется отдохнувшим. На запястьях - аккуратные полоски бинтов. И пахнет от него не потом и пылью, как вчера, а едва уловимым ароматом чистого юношеского тела.
Я небрежно махнула Видгару:
Можешь идти…
Как, госпожа? – удивился тот. – А если этот… ведь нескован же, а если он вас…
Тебе неясно сказали? – процедила я сквозь зубы, и Видгар счел за лучшее молча исчезнуть за дверью.
Я улыбнулась, жестом указав на второе кресло.
Илан молча сел - и взглянул на меня без улыбки, внимательно и спокойно.
Как ты устроился? – спросила я – надо же было что-то сказать.
Благодарю, госпожа…
Не обижают тебя?
Нет, благодарю…
Если что-то будет нужно, - голос сделаем мягким, в меру заботливым, как и полагается настоящей хозяйке, - приходи, не стесняйся. И… - я помедлила, - не бойся брата. Он строг, но… справедлив.
Благодарю, госпожа…
Вот же заладил.
Несколько секунд мы молчали. Илан обводил глазами комнату, а я откровенно и не стесняясь, с насмешливым любопытством разглядывала его. И думала о том, как странно, как не похоже на остальных он сидит в глубоком этом кресле. Слуги, приходящие сюда, - если их удостаивали, конечно, такой чести, - опускались на обитое жестким шелком сиденье осторожно, как на колючий кактус. И потом боялись пошевелиться лишний раз, чтобы, упаси Богиня, не помять дорогую ткань. Этот же сидел так, словно привык к такой роскоши с рождения, словно для него это кресло имело такую же ценность, как тюфяк, набитый соломой. Снова я задумалась, кем же был этот мальчишка до того, как попал на невольничий рынок. Бокал с вином казался в его худых пальцах не грубой деревянной кружкой, а благородным бокалом с игрой бликов на просвет. Но я заметила – Илан не отхлебнул ни разу. Боится? Вытянул длинные ноги, сцепил пальцы в замок… хотя нет, все-таки сидит чуть скованно, стараясь не прикасаться спиной к спинке кресла. Я вспомнила – «отведал палки». Ладно, учтем.
Ты, наверное, гадаешь, - нарушила я молчание, - зачем тебя позвали сюда?
Да, госпожа, - ровно ответил Илан. Серые его глаза засветились насмешкой, и насмешка эта неожиданно разозлила меня.
Все очень просто. – Я взяла из вазы яблоко, задумчиво повертела его в руках. – Я хочу узнать о тебе побольше. Я ведь хозяйка и должна знать все о тех, кто мне служит. Я права?
Илан шевельнул губами, и я поняла, что едва не сорвалось с языка: «Вы всех так обхаживаете, госпожа?». Нет, мальчик, пока только тебя одного….
Расскажи мне о себе, - продолжала я, стараясь, чтобы голос не выдал охватившего меня возбуждения. – Откуда ты родом?
Из Сеттии, госпожа, - Илан смотрел куда-то в сторону, точно темный угол мог содержать в себе что-то привлекательное.
А кто твой отец?
Пастух, - он даже не прибавил обязательного «госпожа».
А мать?
Белошвейка.
Ты говорил, что служишь эльрийскому князю?
Да.
Богиня, мне что, клещами из него слова тянуть?
У тебя есть невеста?
Вопрос попал в точку – лицо юноши дрогнуло на миг, но быстро снова стало бесстрастным.
Да, госпожа…
Красивая? – теперь моя очередь смеяться. – Красивее меня?
Я знала, что он ответит «Нет». Не родился еще на свет человек, который мог бы ответить «Да» на такой вопрос. Илан перевел взгляд на меня. Сейчас он скажет, и все станет просто…
Но он сказал:
Да…
Да как ты смеешь?! – у меня на миг перехватило дыхание. – Красивее –
Прости, госпожа, - ровно ответил Илан. – Для меня она лучше всех на свете.
Да что он там увидел, в этом углу, чума его побери?! Как он смеет издеваться надо мной?
Ладно, - я взяла себя в руки, - возможно. Но тебе придется забыть ее, Илан. Здесь много красивых девушек, ты не будешь обижен.
Мы обручены, - тихо проговорил он, и такая боль и тоска прозвучали в его голосе, что на миг меня охватила зависть. Кто она, эта девица… небось, конопатая и курносая?