— Нет, правда, Ярослав Сергеевич? Правда, что будет?
— Попробуй, узнаем, — Заров смотрел на Кирилла, не понимая, тот ли ребенок перед ним? Который ухитрился вчера сказать: «Разве это обязательно?» Который, по словам Славы, писал действительно хорошие стихи. Который трижды ускользал от убийцы-профессионала.
— Не, не буду, — Кирилл театрально-испуганно отставил кетчуп. — Хочу, но не буду. Ярослав Сергеевич, а расскажите, что в «Солнечном Котенке» дальше было? А то вы на самом интересном месте оборвали!
— Кирилл, а давай, ты почитаешь стихи. Громко так, с выражением.
Мальчишка надулся.
— Вот, — Заров кивнул. — Не думай, что рассказывать собственные книги интереснее, чем читать вслух стихи.
— А ничего дальше и не было, — ехидно заметил Визитер. — Вы просто не придумали. Книги — не стихи. Стихи сами родятся, а книги сочиняют. Садятся за машинку и думают — сегодня я напишу про то, как звездолет садится на планету, завтра — как герой встретится с инопланетянином.
Он подумал мгновение, и добавил:
— Я, конечно, утрирую.
— Ты еще скажи, что вначале пишут план, как в школьном сочинении, — Ярослава охватил легкий азарт. Как всегда при споре с читателями, правда — со взрослыми. Пару раз ему доводилось выступать в детских библиотеках, но все это было не то. Вставала девочка в выглаженном платьице, или растрепанный мальчик, и излагали: «Я прочитал… прочитала вашу книгу, и она мне очень понравилась. Я буквально жила… жил этой книгой. Мне хотелось оказаться на месте героев. Особенно мне понравился образ…» Заров вместе с кем-нибудь из коллег вежливо улыбались девочкам-мальчикам, стараясь не замечать, как в сторонке ведутся легкие потасовки и перекидывания записочками. Нарядные и взволнованные женщины-библиотекарши тихонько кивали следующим активистам, и те начинали свое выступление. Под конец, как правило, пунцовый от смущения ребенок, безжалостно комкая руками тоненькую тетрадку, спрашивал, легко ли стать писателем. И Заров врал, что уже с детства пробовал писать, и это крайне помогло его становлению…
— Нет, не обязательно, — решил Визитер. — Это уже мелочи — на бумаге делают план или в голове.
— Ребята, я вам могу назвать десять человек, которые заранее придумывают весь сюжет, и десять, которые ничего наперед не знают. Могу назвать хорошие книги, которые писались на спор или ради денег, а могу назвать чушь, которую творили от души и по вдохновению. Все это ерунда.
— А… — Визитер махнул рукой. — Ладно. Не хотите — не надо. Кириллу и впрямь было интересно. Он ведь сам придумывал, что дальше было… не пихайся!
Заров почувствовал злость.
— Не хочу? Почему же. Солнечный Котенок погиб. В бою. Лэну надоело шататься по мирам, он завел лавку и стал торговать темными очками и керосиновыми лампами. А Даниил до сих пор бродит и пытается вернуться домой. Только у него не получается — он уже давно забыл, где его дом. Еще он начал спиваться.
Визитер застыл, хлопая ресницами.
Кирилл молча отложил недоеденный бутерброд. Сказал:
— Это — неправда.
— Правда, малыш. Если я напишу — это все станет правдой. Навсегда. И ты можешь плеваться, и порвать книжку, но уже никуда от этого не денешься. Все это превратится в истину.
Ярослав развел руками, как бы извиняясь. Ему хотелось смеяться.
Детишки решили дать ему бой? На его собственном поле?
В мире, который он когда-то нарисовал двумя красками — черной и белой, быстро и небрежно; как всегда, торопливо сводя нити повествования в напряженную и почти счастливую развязку?
— Так не могло стать, — терпеливо сказал Кирилл. — Котенок, Лэн, Данька — они не такие были.
— Но они такими станут, — Ярослав изо всех сил старался не улыбаться. Он понимал, что занимается самым откровенным психологическим садизмом, но сейчас на это было плевать. Кто-то посмел покуситься на
— Вы просто ревнуете, — сказал Кирилл.
— Что?
— Вам обидно, — Кирилл отвел блеснувшие глаза. — Обидно, что любят не вас, а ваши книжки. Что без них вы — никто. Никому не нужны и не интересны. Что для читателя важно совсем не то, как вы живете и о чем мечтаете — а то, что вы пишите! Вот и отыгрываетесь на них!
Кирилл перевел дыхание и выпалил:
— И если завтра вы умрете, то пожалеют не человека Зарова, а те книжки, что он не успел написать!
— Мальчик, — Ярослав протянул руку, касаясь его плеча. — То, что ты сказал — очень досадно. Но неужели ты думаешь — я этого не понимаю?
— Лучше бы не понимали!
2
Когда-то давно, работая психологом в торговом представительстве крупной японской фирмы, Скицын привык вставать рано. Поневоле. Просто там это было священной традицией — всему персоналу явиться раньше начальства и уйти позже. Порой он спал по три-четыре часа в день.