– Да странным ему показалось, что твой молодой избранник мебель твою старую вдруг начал жечь. Он же знал, как она тебе дорога была. И вдруг в костер. Он тревогу и забил. И к Илье неосмотрительно явился с вопросами. Тоже чудак! Никому ничего не сказал и прямо в логово к зверю. А Илюша твой его выслушал, головой покачал, все отрицая. Выпроводил. А потом за поселком нагнал и машиной сбил. Эксперты уже нашли подтверждение на его левом крыле.
– С Ваней что?
– Да жив Ваня, жив. Поправится, врачи говорят. – Аниськин ревниво покусал губы. – Про меня даже не спросишь!
– А что про тебя спрашивать? Вот ты, рядом. Живой, здоровый. Верный.
– Верный. – Аниськин провел ладонью по ее лицу, вытирая слезы. – Эх ты, моя генеральша. Какая же ты…
– Какая же я теперь генеральша, товарищ капитан? Капитанша. Теперь капитанша, – прошептала Нона сквозь слезы и тут же уснула от укола, который ей успели поставить медики.
Аниськин понаблюдал, как ее грузят в машину «Скорой». Подергал дверь, проверяя надежность.
– Смотри у меня! Головой отвечаешь, – погрозил он пальцем молодому водителю. – Самое дорогое везешь.
– Кого же?
– Мою невесту. Очень надо, чтобы до свадьбы все на ней зажило. Теперь-то уж она не отвертится…
Инна Бачинская
Возвращение
Вот и все. Время слепо, безлико, неутомимо, вечно. Льется дождем, светом, тьмой, звездопадом. Можно только оглядываться, что впереди – неважно. Наверное, ничего. Музыка медных инструментов, люди в черном, любопытные взгляды, надрывный запах белых лилий. Шорканье шагов, медленных, семенящих, по кругу. Всхлипы, шепот, шорох крепа. В ритуальном зале хорошая акустика, звуки не исчезают, а сливаются в гул и висят облаком. Лучи света из верхних окон ротонды упираются в мозаичный пол мечами Георгия Победоносца. Печать покоя и достоинства на бледном лице покойного. Глаза закрыты, вечный сон, дорога неизвестно куда. Все дальше и дальше из мира живых. Белая атласная подушка, белая атласная отделка, саркофаг красного дерева. Свеча в твердых холодных пальцах. Трепетный, почти невидимый огонек, живой блик на обручальном кольце…
Вдова и трое детей. Осиротевшая семья. Небольшая, тонкая, с прямой спиной балерины и короткой стрижкой – мать; двое рослых молодых мужчин и девушка. Принимают соболезнования. Ритуал. Короткое объятие, невесомый поцелуй в щеку, несколько слов, пожатие рук.
– Мамочка, как ты? – шепчет девушка. – Как сердце? Может, таблетку?
– Спасибо, Лиля, не нужно. Ты бы позвонила, как там, все приготовили… Нужно еще раз проверить.
– Кира звонил. Не беспокойся, мамочка, ты же его знаешь, этого зануду, он все сделает.
Мать кивает. Дочь обнимает ее за плечи, прижимает к себе. Мать… ее зовут Анна, смотрит на лицо мужа. Они разговаривают. Продолжают последний разговор, ночной, в больнице. Она хотела остаться. Он настаивал, чтобы возвращалась домой. Завтра, повторял. Завтра. Придешь завтра. На всякий случай… Мои архивы сожги, разбирать не надо, лишнее, никому не интересно. Выгребешь из ящиков и в костер, поняла? Не говори глупости, почти кричит она, доктор сказал, тебя через три дня выпишут! Он кивает и улыбается. Держит ее руку. У него горячая сухая рука. Ей кажется, она чувствует горячечный пульс – острые быстрые уколы. Он заставил ее уйти. А ночью умер. Чувствовал? Понимал, что уходит? Щадил ее? Как всегда, как всю жизнь…
Она смотрит на бледное, такое родное лицо мужа, и ей кажется, его ресницы подрагивают. Ей кажется, он сейчас откроет глаза и подмигнет. Почему, спрашивает Анна. Зачем нужна была эта командировка? Доктор сказал сидеть дома. Ты обещал. Зачем? Мало ли что я обещаю женщинам, отвечает муж. В минуту слабости. Улыбнись, все путем. Мы ведь все равно вместе. Не вздумай снова выйти замуж. Поняла? Анна невольно улыбается. Я буду приходить, говорит Павел. Его зовут Павел. Звали. Мы не успели поговорить, говорит Анна. Вернее, договорить. О чем? Я все и так знаю. У нас прекрасные дети. Ты прекрасная жена… Я хотела сказать… все равно, остается недосказанное, понимаешь? Остается… осталось, теперь навсегда. Все было досказано, не выдумывай. Все до единого слова. До точки. Жизнь продолжается… Сколько раз тебе сегодня сказали, что жизнь продолжается? Ей кажется, его губы дрогнули в улыбке. Мой письменный стол отдашь Кирке, он ему всегда нравился. Володе – «Омегу», Лиле – колье с изумрудами, мой прощальный подарок, все в сейфе. Бумаги сожги. Возьми в охапку и в погребальный костер. Там нет ничего важного. Я помню, как мама разбирала бумаги отца, и у нее был сердечный приступ. Лишняя боль. Обещай мне… Она слышит голос мужа. Мне плохо без тебя, говорит она. Я хочу к тебе… Ну уж нет, гуляй пока! Я подожду, я терпеливый, ты же знаешь…