Катя очень любила отца. За неимением мамы, всю свою дочернюю любовь она дарила ему. За двоих. Няня была доброй женщиной, даже излишне доброй, она баловала Катю и позволяла ей гораздо больше, чем позволила бы родная мать. Катя к ней неплохо относилась, но… Но няня, это всего лишь няня — чужой человек. А отец…
Как же Катя ждала его приездов! Каждое утро, едва проснувшись, она спрашивала у няни:
— А папа приехал?
И когда няня говорила ей, что папа должен приехать тогда-то и тогда-то, через столько-то и столько-то дней, она сильно расстраивалась и принималась считать дни, хотя считать пока умела только до десяти. Катя загибала пальчики, и когда все десять пальцев сжимались в два маленьких кулачка, а считать надо было ещё и ещё, она начинала плакать.
Ей не в радость становились игрушки и книжки-раскраски. Она плакала от одиночества, несмотря на то, что няня всегда была рядом, и от несправедливости. От чудовищной несправедливости. Няня успокаивала девочку, как могла. Через некоторое время Катюша переставала плакать, и няня думала, что подопечная смирялась со своей долей. А Катя каждый вечер, ложась спать, думала, что няня ошиблась, и что папа завтра утром обязательно приедет.
Когда отец, наконец, приезжал, Катиной радости не было предела. Она не отходила от него ни на минуту. Они гуляли в парке, катались на аттракционах, ели мороженое. Катя тараторила без умолку, торопясь рассказать отцу обо всём, что случилось за время его отсутствия. Умолкала лишь, когда засыпала.
Няня рассказывала Андрею Валентиновичу о том, как Катя плачет и скучает, как ждёт его и как любит. Самсонов кивал, слушая и соглашаясь, но через пару дней опять собирался в дорогу. Он не мог поменять работу, да и не хотел. Потому что считал: нефть — это не просто чёрное жидкое золото, нефть — это нечто вечное, это очень большие деньги и гарантия безбедного существования на всю жизнь. Бросить заниматься нефтью — значить лишить себя гарантии.
И он уезжал. А Катя ждала! Господи! С каким нетерпением она его ждала! Пожалуй, только она сама смогла бы рассказать об этом…
Впрочем, вскоре, когда Кате исполнилось шесть лет, всё изменилось. Андрей Валентинович получил огромную благоустроенную квартиру в Таргани, забрал Катюшу, и они стали жить вместе. Если только можно назвать «совместным» их проживание, когда Катя с утра до вечера бродит по пустым комнатам или в одиночестве играет с куклами, а отец сутками не приходит с работы, а иногда уезжает на несколько дней — то в Москву, то ещё куда-нибудь.
У Кати снова появилась няня. Теперь молодая и красивая. Она приходила к Самсоновым каждый день и уходила домой только на ночь, а в те дни, когда Андрей Валентинович не ночевал дома или улетал в командировку, она ночевала в их квартире. В обязанности няни, кроме ухода за Катюшей и её, так сказать, воспитания, входила домашняя уборка и готовка.
Готовила няня отвратительно, а прибиралась в квартире быстро и небрежно, словно не сама сюда пришла деньги зарабатывать, а её привели силком и заставили отбывать повинность. Катю же она не воспитывала; в лучшем случае, присматривала за ней: как бы не выпала из окна третьего этажа, а так как Катя выпадать из окна не собиралась, то и проблем у няни с присмотром не было никаких. Катя была предоставлена самой себе. Она играла в игрушки, рисовала папу и, неосознанно, вырабатывала в характере основы самостоятельности и независимости.
Няню, а точнее, домработницу, звали длинно, и, как казалось Катюше, некрасиво — Элеонора Владиславовна. Поэтому Катя её никак не называла. Элеонору Владиславовну это злило, и вообще взаимоотношения няни и Кати были натянутыми и сухими. А чаще их просто не было — вообще никаких взаимоотношений.
И ещё Катя сильно ревновала любимого папулю к этой белобрысой, худой и губастой тётке. Она замечала взгляды, которые иногда отец бросал на Элеонору и гадкие, как ей казалось, ответные улыбочки и ужимки домработницы. Как-то раз она предложила папе:
— Пап, а давай, Э-ле-о-но-ры Вла-ди-сла-во-вны, — она произнесла имя и отчество няни-домработницы по слогам, — давай, её больше не будет.
— Как это? — не понял Андрей Валентинович.
— Пусть она к нам не приходит.
— А кто будет присматривать за тобой в моё отсутствие? Кто будет тебя воспитывать?
— А меня не надо воспитывать. Я воспитанная.
— Ну… — замялся отец.
— Суп из пакетов я сама варить буду. И в магазин ходить.
— А в доме убирать?
— И убирать я.
— Но тебе же учиться надо. Первого сентября в школу пойдёшь, в первый класс.
— Плохая она. Не хочу, чтобы Элеонора Владиславовна здесь была, — Катя снова произнесла ненавистное имя по слогам.
Папа смутился и ничего не ответил.
А вскоре произошло то, что вначале сильно расстроило Катюшу и показалось ей очередной неприятностью, а чуть позже она поняла: это никакая не неприятность, это катастрофа!