Осенний мост

Монахини и самураи потрясенно ахнули. Это было первое слово, произнесенное Сидзукэ — но не это вызвало всеобщее потрясение. «Аната» было чересчур фамильярным обращением для монахини, да и вообще для любой женщины, разговаривающей с мужчиной, которого она видит впервые в жизни, и уж тем более когда этот мужчина — знатный господин. Хуже того: Сидзукэ произнесла это слово тихо, чуть растягивая гласные, с едва заметным намеком на женственное пришептывание; так говорят в опочивальне, когда одно-единственное слово выражает полнейшую близость.

Сидзукэ! — позвала настоятельница. Она встала, постаравшись закрыть девушку от Хиронобу. — Сейчас же возвращайся в храм.

Две монахини тут же, не ожидая приказа, пришли к ней на помощь, подхватили Сидзукэ под руки и повели прочь.

Прошу прощения, мой господин. Девушка не в себе. Она сама не знает, что говорит.

Сидзукэ… — повторил Хиронобу. — Так это и есть Сидзукэ?

Он не отрывал от девушки взгляда, пока она не вошла в храм и не скрылась из глаз.

Она безумна, мой господин. Она безумна с самого младенчества. Из-за этого она очутилась здесь — и здесь и будет пребывать до самой смерти.

Когда я был мальчиком, то всякий раз, когда приезжал сюда с матушкой, я пытался придумать способ взглянуть на нее. Про нее ходили самые ужасные слухи. Некоторые даже говорили, будто она не человек — ну, или не совсем человек. Мы с друзьями пытались угадать, какой же у нее мех: барсучий, медвежий или лисий?

Она с тем же успехом могла бы быть барсуком или лисой, — сказала настоятельница. — Она не говорит осмысленно, не умеет заботиться о себе, не умеет даже содержать себя в чистоте. Во времена обострения ее приходится содержать взаперти. А затем ее приходится мыть, потому что она вся измазывается в нечистотах.

Какое несчастье, — сказал Хиронобу.

Преподобная настоятельница Суку надеялась, что ее обескураживающие слова окажутся достаточно обескураживающими.

Но этого не случилось.

Хиронобу действительно уехал на следующий же день, рано утром, как и сказал. Но вскорости самолично привез настоятельнице письмо, извещающее о смерти его матери. Поводом для возвращения послужило то, что Хиронобу привез с собою урну с прахом госпожи Киёми.

Я прошу, чтобы ее прах в течение ста дней хранися в храме Мусиндо, — сказал Хиронобу. — После этого периода молитвы я верну его в усыпальницу «Воробьиной тучи».

Он поклонился и поставил урну на столик перед собой. Как и в прошлый раз, они встретились под открытым небом. Впрочем, на этот раз навес, под которым они сидели, был установлен полностью за стенами монастыря, вдали от ворот, и так, чтобы с этого места нельзя было заглянуть вовнутрь.

Будет исполнено, мой господин, — сказала настоятельница, принимая урну, и низко поклонилась. — Мы будем непрерывно читать над ним сутры на протяжении ста дней. Но ваша безгрешная матушка не нуждается в подобном вспомоществовании, чтобы достичь наилучшего перерождения. Она и так обретет его благодаря множеству свершенных ею добрых дел.

После того, как пройдет сто дней, я лично доставлю ее урну вам.

Со времен своего возведения в сан настоятельницы преподобная Суку никогда не покидала храм больше чем на несколько часов. Однако же, страх перед возвращением Хиронобу превозмогал ее нежелание выходить в мир. Чем чаще он будет появляться рядом с Мусиндо, тем больше опасность того, что они с Сидзукэ встретятся снова. Первая встреча, хоть она и заняла всего несколько секунд, казалась настоятельнице чрезвычайно зловещим предзнаменованием.

Благодарю вас за вашу доброту, преподобная настоятельница. Но вам вовсе нет необходимости предпринимать столь трудное путешествие. Я останусь здесь до истечения этого срока.

Господин?

Хиронобу указал на окрестный лес.

Во время моего последнего визита я вдруг ощутил наслаждение от пребывания в подобной нетронутой глуши. Этот лес явно ближе к творению богов, чем подстиженные, лишенные свободы незначительные леса юга. Потому я решил построить здесь небольшую хижину и пожить вдали от мира.

Я всегда полагала, что горные леса Сикоку — одни из самых диких и глухих во всей стране, — сказала настоятельница. — Разве не в них случалось бесследно сгинуть целым армиям завоевателей? Разве сравнятся с ними здешние холмы и редкие леса?

Она говорила совершенно спокойно, вопреки полному отстуствию спокойствия в душе. Нет, не сосны, горные ручьи и долины завладели вниманием Хиронобу. Во время их беседы князь не поглядывал на ворота. Он вообще ни разу не взглянул в ту сторону. Чтобы столь последовательно избегать этого, ему нужно было непрестанно об этом думать, и никак иначе. И это уже само по себе служило для настоятельницы доказательством его истинных желаний.

Рассказы изрядно преувеличивают дикость лесов Сикоку, — сказал Хиронобу.

А как же ваше княжество? Не воспользуются ли ваши враги столь долгим вашим отсутствием?

Нет, пока Го на страже. Никто не посмеет.

А как насчет самого Го?