Они испуганы, они увлеклись злоключениями деревенской девушки и забыли, что она китаянка и действие происходит в Китае, настолько все было свое. Вот тетя Нина в голодное время была отправлена в Москву, в чужую семью. Было ей пятнадцать лет.
Потом они смотрят еще один фильм. Пляска опричников вызывает у них изумление и ужас.
— Нина! Это кто? — Тоня Нема подскакивает на своей табуретке. Дикие тени мечутся по комнате, перебегают по ее лицу. — Эва, черти!
Вдруг гаснет свет, изображение пропадает. Телевизор замолкает. Щелкаем выключателем — света нет. Смотрим в окно. В деревне темно. Темно в окнах, не горит фонарь. Обхожу стол, натыкаясь на табуретки, добираюсь до дивана, навалившись локтями на подоконник, смотрю в другое окно, оно выходит на огород, баню, там под горой река, за ней поля, заросшие лесом низины, а далеко, в верхней части пологого поля обычно по вечерам видны редкие огни Боронатова, но сейчас и там темно. А как в Кузьминском? Для этого надо выйти на улицу. Через промерзшие сени я выскакиваю на крыльцо. В Кузьминском все в порядке. А у нас деревня стала оживать. Вон у Растеряихи зажегся дрожащий робкий огонек, вон замигало у Колосовых. У Шаляпихи света нет. Я возвращаюсь, в темных сенях долго шарю по драной обивке, никак не найти дверную ручку.
— Погоди, я тебе открою, — тетя Нина толкает дверь изнутри, у них уже горит на столе керосиновая лампа.
Тоня Нема собирается домой, у них в Кузьминском свет есть.
— Доберешься, Тоня?
Затянувшееся послесловие, продолжение и эпилог. Что осталось после осеннего похода лягушек? всплеск, пузырьки, взбитое тяжелое масло холодной грязи?
Думаешь — приедешь — и тот же котенок вспрыгнет к тебе на печку, и та же звезда заглянет в окошко, а к вечеру придет Тоня Нема, сядет на лавку и затянет, пойдет крутиться пластинка колыбельная в бурю. А ничего по-прежнему и нет.
Ну ладно, то да се, перемены, парад планет кончается, щуплый котенок привычки переменил, вырос, раздобрел?
Котенка разорвала чужая овчарка, когда разлегся на собственном ложку, а уже научился многому и много сил на него потрачено: превзошел науку ловить мышей, перестал по-детски бояться подпола, стал выходить из дома по своим одному ему известным ходам, не беспокоя больше хозяйку терпеливым сидением у закрытых дверей.
Одно точно. Если уже написан «Осенний поход лягушек», то, будьте уверены, что услышишь, когда снова туда приедешь (к месту дислокации этих земноводных): «Гады вышли из болота».
— Гады вышли из болота и подошли к деревне! — сказала тетя Нина.
Все правильно. Вслед за лягушками двинулись гадюки и ужи.
Я хочу знать — сорок ужей вывелись ли из тех сорока яиц, которые мы насчитали возле трухлявого дерева, да еще пять яиц в брюхе ужихи, которую без страха поднял пастушок, пересчитываем сверху вниз и снизу вверх — от хвоста до глотки и от глотки до хвоста — все наперечет!
Ну а лен-то прежний? Да, хороший лен в Матренине, похож на ребятишек, не то что вдоль тракта на Котлован, какие там ребятишки — кусается! черные лохматые собачуги, веники нечистые!
В тот год как-то сразу все заговорили о льне. Повернулись мы ко льну спиной — говорили на областном совещании по льну.
Повернулись мы ко льну боком — говорили на районных семинарах. Здесь пропадающий лен был под самым боком, в областном центре — за спиной, а впереди что — Москва!
Да хоть заройся с головой в эти душистые вороха...
Почему бы и не снарядить три воза всякой прозы — повествование у меня туго доверху набито снопами льна, лен как формообразующая основа; если и выбирать основу, то самую вечную и прочную, заматываем куколку повествования, обрабатываем сырой материал: эталон — белизна полотна, тут и до белизны кита недалеко. А если уж на то пошло — и до белых рубах голландского полотна, в которых пишутся последние послания.
Кстати, любезный читатель, как вы находите, какого цвета локоны Ольги Лариной? Некоторые считают, что золотистые, я же склоняюсь к мысли, что пепельные, поскольку высшее качество льняного волокна — это серые, пепельные, платиновые оттенки, шелковистость, длина и тонкость.
Попробуй-ка вытяни из спрессованной массы, из самой гущи, запусти руку — в рукавице? — и вытащи наугад, тут непременное условие — наугад! — и разглядывай так и эдак, улежалось — не улежалось (у меня как на любом льнозаводе — запаса тресты на несколько лет), надежно ли укрыто — попадаются мыши, подгрызают, растаскивают в труху, подгрызут поворот, затащат в свое гнездо — но очередь рано или поздно дойдет и до дальних скирд. Сложено грамотно, хоть и под открытым небом.
На иных допотопных заводиках такие скирды давно стоят, похожи на украинские хаты, стена низенькая, а крыша крутая. Старая деревня под соломенными крышами. Стоит под солнцем и дождем, выцветает драгоценное сырье.
Один-другой сноп для начала вытащим, но пора пускать в обработку весь свой воз.
Итак, сноп за снопом, поехали.
Удастся лен — так шелк, а не удастся — зубами щелк.
Эталоны — локоны Ольги Лариной — разговоры знатоков, ценителей блондинок.