Осенний призрак

Я не различаю их лиц, но знаю, что тебя нет среди них, Андреас».

Малин выходит из машины.

— Я все сделаю сама, Харри.

Фигура в поле дрожит, и Малин кажется, будто она досматривает фильм о жизни Андерса Дальстрёма. Длинные черные волосы плещутся на ветру, рука крепко сжимает ружье.

Малин вытаскивает из кобуры пистолет, второй раз за этот день.

Тот, кого они так долго искали, совсем близко. Она чувствует его злобу, растерянность и страх. Он держит ружье вдоль тела дулом вверх.

Полицейские укрылись за автомобилями. «Делай что знаешь, Малин, я не могу мешать тебе», — сказал Шёман. Он нервничал, беспокоился, но знал, что говорит.

И сейчас Форс приближается к одинокому человеку в поле, и чем ближе она подходит, тем отчетливее проступает из полумрака его лицо, искаженное страхом.

«Такое чувство, что он не видит меня, — думает Малин. — Будто он стоит здесь один на холодном ветру и высматривает кого-то в поле».

Я не вижу тебя, Андреас.

Я чувствую, как змееныши ползают внутри меня, и слышу их стоны. Я различаю фигуру отца с поднятым кулаком, и в моих ушах снова раздается его крик.

Но тебя здесь нет, Андреас.

С меня хватит. И этого нескончаемого дождя, проникающего сквозь одежду, и этой бесконечной темноты.

Я смотрю на огни и приближающуюся ко мне женщину. Она что-то кричит, но я не различаю слов, хотя мне кажется, она хочет сообщить мне что-то важное.

Что бы это ни было, мне плевать. Я вставляю дуло твоего любимого ружья себе в рот, отец, а женщина тем временем подбегает совсем близко.

Но тебя до сих пор нет, Андреас.

«Он собирается выстрелить себе в рот, его палец уже на спусковом крючке. Я должна действовать осторожно, но решительно».

— Не делай этого! — кричит Малин. — Лучше не будет!

Однако слов ее не слышно, ветер разносит по полю только слабый, невнятный крик.

«Сейчас он выстрелит», — думает Малин.

Но Андерс так и не решается спустить курок. Он смотрит ей в глаза, и взгляд его на мгновение становится спокойным, будто она вселяет в него уверенность в том, что ничего плохого с ним не случится.

— Не делай этого, — говорит она. — Всегда есть возможность все исправить.

Время стремительно уносится вспять, сжимаясь до точки, и Малин видит перед собой Янне и Туве, сидящих перед телевизором в доме в Мальслетте. Они ждут ее, и она должна быть там, потому что нужна им.

«Я хочу понять, — думает Малин, — что такое стоит между мной и моей любовью?»

— Не делай этого!

Теперь она почти умоляет.

Не надо!

Всегда есть возможность начать жизнь с начала.

Она кричит мне: «Не делай этого!», теперь я слышу.

Но я хочу это сделать. Я смотрю в темноту и вижу автомобиль, съехавший с дороги, и теперь, потеряв управление, он крутится волчком на заснеженном поле. Я вижу, как весь мир летит в тартарары.

Так скажи, чего же мне ждать?

Холодное и твердое дуло пахнет железом.

Я сделаю это сейчас.

Она что-то говорит еще, но до меня не доносится ни звука. Теперь я слышу другой голос. Чей?

Сделай это, сделай…

Давай же, трус.

Нажми на курок и дай всему этому закончиться.

Все правда, это я сидел за рулем той ночью, но какое это теперь имеет значение?

Все безнадежно, у тебя никогда не было настоящей жизни.

Безнадежно.

Давай же, давай, давай…

Прочь, прочь, прочь…

Андерс Дальстрём машет руками, словно отгоняет кого-то, ему противен этот голос, даже если он и говорит ему то, что он думает сейчас сам.

«Спокойно. У меня в руках линейка. Ну-ка, вытяни свои пальцы!»

«Хватайте его, бейте его!»

«Давай же, сделай это…»

Я должен, должен, но хватит ли у меня сил?

Исчезни!

Я сделаю это сам.

«Давай же», — шепчет один голос. «Не надо», — говорит другой. Чье это лицо смотрит на меня?

«Он смотрит куда-то в воздух, — замечает про себя Малин, — словно между мною и им кто-то стоит».

Вдруг она понимает, кого видит этот человек.

— Он здесь, — говорит она. — И он хочет, чтобы ты остался.

И Андерс Дальстрём успокаивается, перестает дрожать, будто фильм о его жизни внезапно закончился. Рот его беззвучно шевелится, а палец все еще давит на спуск.

Вечерний полумрак за его спиной сгустился до непроницаемой темноты.

Андреас, ты там?

Чье это лицо мелькает передо мной, твое или ее?

Что ты говоришь?

«Андерс, это я и в то же время не я, — говорит голос. — Слушай меня и больше никого. Я хочу, чтобы ты остался, ты еще не готов. Змееныши исчезнут, я обещаю. Может быть, твою жизнь не назовешь ни легкой, ни завидной, но она твоя. Ты видишь мое лицо. Да, это я, ты узнал меня? Убери же свое ружье, иначе я опять пропаду».

Это ты, Андреас? Ты просишь меня не делать этого?

Как же я могу тебя не послушать.

Не делай этого.

Газонокосилки наконец смолкли, больше за мной никто не гонится.

А когда-нибудь ко мне вернется любовь, та, которую я искал и от которой бежал.