Осенний светлый день

Утром Иван проснулся рано, по первому серому свету, чувствуя во всем теле тянущую боль. Перетрудился, перестарался вчера. Но боль не тяготила и была как бы даже не болевой и чуть приятной: вон ведь как вчера махал колотом, вон как бил тропы в снегу. Стало быть, есть еще порох в пороховницах. Не вечер еще.

Он протянул руку и нащупал в темном углу транзисторный приемничек, давно не новый и, видимо, потому работающий неровно, когда захочет с длительными припадками хрипоты, треска, а то и просто капризного молчания.

Колесики настройки словно приржавели, трудно сдвинулись с места, приемничек, по своему обыкновению, прохрипел, потарахтел и притих. Иван покрутил колесики еще и еще и в разные стороны, и где-то далеко-далеко комариным зудом зазвучал мужской голос, затем стал приближаться, набирать силу и постепенно окреп.

«Какой же это я город сподобился услышать?» — подумал Иван, сразу определив, что слышит голос не иркутского диктора. Он перебирал в памяти названия областных сибирских городов и даже подумал, что это, быть может, Москва, но тут же отмел и Москву — не похоже. Он уменьшил звук, чтобы не мешать народу досматривать сны, привалил приемничек к уху, слушал. Хотел узнать малое — сегодняшнее число, а если уж повезет, то и кой-какую информацию о сегодняшнем мире: может, инопланетяне прилетели, может, сами куда настроились, может, новый кинотеатр где открыли. Да мало ли что могло произойти за дни их полного отрыва от газет и других средств информации, кроме вот этого приемничка. Ну и еще хотелось бы узнать, кто это вещает миру; Хабаровск или Томск, Омск или Чита. Или еще кто. Просто из любопытства.

Вначале мужской голос рассказывал о рационализаторе Сергееве, который что-то там такое сделал, и это принесло большой экономический эффект заводу. В чем заключалось рационализаторское предложение, конкретно диктор сказал несколькими техническими терминами, их Иван не понял, да это ему и не было интересно, и он вслушивался лишь потому, что диктор, думалось, назовет не только профиль завода — электромеханический — но и добавит, где он, в каком городе расположен, но диктор об этом умолчал.

Затем было сказано, что содовый завод недопоставил другому заводу большое количество своей продукции, и это повлекло отставание последнего в выполнении квартального плана. И это Логинову было без интереса и, как он думал, без интереса и всем остальным, кроме тех производственников, кого это конкретно касалось.

Диктор говорил долго, многословно, один сюжет сменял другой, но Иван из всего этого потока не выудил никакой конкретной информации, хотя слова были весомыми, серьезными и порою тревожными. Начиная утреннюю передачу, диктор конечно же сказал и город, и число сегодняшнее, и позывные особые были сыграны, но Иван поздно включил приемничек, поздно нашарил станцию среди растворенных в пустоте шорохов, писков, голосов. А все остальные безликие фразы могли сказать из любого города — хоть из Красноярска, хоть из Краснодара.

Рассердившись на станцию, Иван хотел поймать другую волну, но приемничек ловил сегодня только одну, им избранную, и на всех других диапазонах гудел и трещал. Незаметно для себя Логинов снова уснул и проснулся, когда громкоголосый Костя объявил общий подъем.

Собрались в поход, который мог быть и однодневным, и затянуться на неделю, удивительно быстро. Пока разогревалась сваренная вчера еда неопределенного названия, хозяйственный Глеб под ревнивым глазом Кости, желающего бригадирствовать, сложил в два рюкзака отобранные продукты, котелки, привязал к поняге топор. Ружья всегда готовы. Оставалось только подпоясаться и выйти за дверь.

Погода все эти дни стояла бесснежная, с ясными морозными ночами, и тропа казалась новорожденной, только что пробитой, давние следы проступали на ней свежо и чисто, словно прошедших дней и ночей вовсе не было. Идти легко. Под гору, да еще с малым грузом — только ноги переставляй. Утрамбованный снег лишь изредка сдавал под каблуком, нога проваливалась неглубоко, чуть сбивая темп. Иван, ученый-переученый за те дни, когда пришлось поднимать груз на хребет, волю в легкой ходьбе себе не давал, шел без спешки и хоть минутами вышел раньше других, позволил всем себя обогнать, выжидая, когда очистится дыхание, разогреется медленно тело, ждал, когда обдаст легким потом — вот тогда прибавляй шаг и следи, чтоб, случаем, не загнать себя, не сбить дыхания. Вот тогда хватит тебя на весь день даже тяжкого пути.