Подходим к рыбакам. Проходим одиночные, согнувшиеся над лунками фигуры. Пора бы остановиться и выбрать место для рыбалки, но нас уже неудержимо тянет к тому месту, где рыбаки сидят особенно плотно. Идем не прямо к рыбачьему скопищу, а вроде мимо, но ноги сами несут к многолюдству. И неудобно подходить ближе, и остановиться бы надо, а вот идем. Ведь не зря же мужики так сгрудились в одном месте, не случайно.
Бросаем пожитки на лед. Можно бить лунку. Но подумав, перемещаемся поближе к рыбакам еще метров на десять.
Бур легко уходит в размякший лед. Лунка сразу же заполняется кашицей из разжеванного льда и воды. Верхний слой льда оказывается, как губка, пропитан водой. Но дальше лед зимний, прочный. Крутить бур с непривычки тяжело, рука быстро немеет. Мой городской товарищ вдруг нашел свое призвание — пробивать лунки. Ему нравится эта работа на белом льду, под огромным синим небом. Он сбрасывает полушубок, шапку; работа, белый простор, теплое солнце мирят его с сегодняшним, потерянным, как он считал с утра, днем.
— А хорошо, — говорит он, закончив третью лунку.
Торопливо настраиваю снасть. Она проще обыкновенной летней удочки: коротенькое удилище, с рожками, на которое наматывается леска, сама леска и маленькая, но тяжелая блесна. Вот и все.
Блесна, ударяясь о гладкие стены лунки, уходит в темную глубину. Медленно разматывается леска. Метр, два, три… Но вот блесна легла на дно, и натяжение лески ослабевает. Теперь — ловись рыбка большая и маленькая. Нужно только приподнимать блесну над дном и резко ее опускать. Ра-аз — два! Ра-аз — два! В руках у каждого рыбака короткое, как дирижерская палочка, удилище. Ра-аз, два! Ра-аз, два! Очень уж однообразная, примитивная музыка, если смотреть и слушать ее со стороны. А в душе у рыбака, подчиняясь этой дирижерской палочке, радостно гремит светлый хор, звенят литавры.
Как будто что-то стукнулось о блесну. Да хотя нет, показалось. А может, и не показалось: блесна вроде тяжелее стала. Но как-то это совсем не похоже на поклевку. Правда, тут нужно учитывать, что подледный окунь — рыба смирная, не то что летний разудалый гуляка. Выбираю блесну. Она идет безо всякого усилия. И радостный хор в душе стихает, но не смолкает совсем: мне сегодня вполне достаточно того, что я на рыбалке.
Ан и нет, не пустой пришла блесна. На крючке — небольшенький, школьного возраста, окунишко. Очень симпатичный окунишко. Красные плавники, зеленоватое плотное тело, черные тигровые полосы по бокам. Есть рыба, есть. Ведь и трех минут не посидел над лункой, а уже поклевка.
И снова блесна уходит в темную глубину.
За час выбросил на лед десятка полтора окуней. Идет дело и у товарища. Я думал, что окуни разбудят его дремлющую душу, думал, что он забудет обо всем на свете, но он время от времени поднимает голову и спрашивает:
— Может, еще лунку пробить?
От добра добра не ищут. И так грех жаловаться на улов. Поэтому новых лунок пока не надо.
А солнце уже взошло в зенит. И на льду совсем тепло стало. Можно сбросить полушубок, снять шапку. Лето, да и только. Разве вот ветерок, стелющийся надо льдом, еще холодноват.
Удача не всегда находит того, кто ее ищет. Мой товарищ, мечтающий о завтрашней охоте, а потому к окуням и вообще ко всякой рыбе равнодушный, вдруг выбросил на лед щуку. Тугая рыбина попрыгала около лунки и затихла. Со всех сторон — завистливые взгляды. Ну, думаю, рыбак родился. Невозможно после такой удачи не дрогнуть сердцем.
— Ну как, — кричу, — это тебе не окуней таскать. Щука!
— Крупнее окуня, верно, — соглашается товарищ. — Давай еще лунку пробьем, засиделся я что-то.
А между тем ряды рыбаков около нас постепенно начали редеть. Оказывается, центр удачи переместился метров на пятьсот, в сторону низкого острова. Один за другим рыбаки снимаются со своих мест и спешат к острову. Неподалеку от нас сидит мужичок. Окуни почему-то сейчас клюют редко, и он обеспокоенно посматривает в ту сторону, где густеет народ. Потом не выдерживает, торопливо собирается и рысцой, чтобы нагнать упущенное время, спешит за рыбацким фартом.
И беспокойство охватывает, и невозможно уже усидеть на прежнем месте: не зря же почти все рыбаки убежали к острову.
И нам надо спешить.
Спешат люди к острову. А навстречу уже тянется редкая цепочка рыбаков, на наше старое место спешат. Это уж, видно, извечно: там хорошо, где нас нет.
Но вообще-то сейчас на всем море хорошо. По-летнему греет солнце, плавится лед, тает и дрожит воздух над далекими и близкими сосняками.
Быть егерем — дело серьезное, нередко опасное и требует смелости. Это, конечно, если быть им по-настоящему. И потому физическая выносливость и весь вид егеря, умеющий внушить уважение если не к закону, то к силе — вещь в тайге далеко не последняя. И когда Валентин сказал, что сегодня к нам придет егерь, очень хороший и серьезный мужик, я приготовился увидеть таежника с продубелым у костров лицом, человека решительного и почему-то непременно хмурого.