А все же вспоминается та поездка с удовольствием. Нет-нет да и придут на память окуневые скопища, встреча Володи с чудищем, да и вообще те солнечные и веселые часы. И даже хулиганство телят вспоминается с удовольствием.
Лето стоит сухое, жаркое, и в тайге полыхают пожары. Выцвела заангарская даль; воздух стал горьким и тревожным. Ночью на реке кричат пароходы, на ощупь пробирающиеся по фарватеру. Чуть не каждую неделю за огородами поселка садится вертолет. А это уже почти наверняка: где-то неподалеку опять видели огонь. И тогда Григорий бросает любое дело и торопливо идет к избе лесника Ваньки Прохорова. Ванька принимает вертолетчиков в просторной горнице, велит жене кипятить чай и солидно ведет разговор. Вслух прикидывает, сколько нужно вести людей на пожар, каким путем идти.
Григорий тоскует, смотрит в окно на устало опущенные лопасти машины и спрашивает:
— Горит тайга?
— Горит.
— Где хоть горит?
— Почитай, везде, — отвечает Ванька, давая понять, что не ко времени такие разговоры.
Но Григорий сразу не уходит.
— А на Илиме как? — в голосе уже нет надежды.
Григорий встает и тихо прикрывает за собой дверь, обитую желтыми соломенными вьюшками. Дорогой он, привыкший в тайге к одиночеству, разговаривает сам с собой.
— Пропадет тайга. Не будет нынче охоты. Уйдет белка. Уйдет зверь.
Дома Григорий курит под навесом, бесцельно перекладывает звонкие березовые бруски. В такие минуты ни жена, ни дочь, восьмиклассница Верка, к нему не подходят. Сердит. Только Пестря безбоязненно смотрит на хозяина, потягивается.
— Дождя, Пестря, надо. Огонь низом идет. Сушь. Где охотиться будем?
Собака у Григория низкорослая, потрепанная. Хвост обрублен, уши висят лохмотьями. В маленьких слезящихся глазах нет и намека на собачью ласковость. Пес держится с хозяином на равных.
Григорий рассказывал:
— С норовом он у меня. Замахнулся я раз на Пестрю, так он мне отметину на ноге сделал. И хоть бы я его ударил, а то ведь нет. И теперь, как покажется ему, что неладно на него смотрю, ворчит, зубы скалит.
Зато на охоте Григорьевой собаке цены нет. И по белке, и по крупному зверю идет. Захлебываясь лютой злобой, кидается на медведя. Вот тут-то и показывает Пестря свой характер, которого побаивается сам хозяин. Да и в уличной драке нет Пестре равных. Как-то кинулись на него два рослых одномастных кобеля, но Пестря только повернулся к ним навстречу. Псы осели, пропахали мощными передними лапами борозды и, по-щенячьи завизжав, отступили.
Хотя, быть может, заслуги Пестриной тут большой нет. Всякая зверовая собака за себя постоять сумеет. А эти кобели и тайги-то не нюхали, в глаза не видели. Хозяин их, бухгалтер с лесоучастка, Сергей Федорович, промышлять зверя не ходит; не такая у него работа, чтобы в тайгу ходить можно было. Но псов держит. Бегают они целыми днями по поселку или в тени лежат — отдыхают. Таких пустобрехов Пестря издалека чувствует и рвет без пощады.
— Хороший у тебя пес, — говорят Григорию, — но злой сильно. Ненавистливый. Будто весь мир не любит.
— Это верно, — отвечает Григорий, — а ты посмотри, у него же вся шкура в рубцах, живого места нет. Станешь злым. А меня в обиду не да-а-аст. Замахнись-ка на меня.
Собеседник оглядывается на лежащего Пестрю, видит его вечно настороженные глаза и машет рукой.
— Да ну тебя. Выдумал тоже.
Специальность у Григория в поселке редкая: шофер.
Народ все больше работает в тайге, лес валит, трелюет. Трактористы, чокеровщики, бензопильщики. Только Григорий один на весь поселок шофер. И тому негде развернуться. Нет к поселку дорог по земле. Тайга кругом. Да и нужды в них большой нет. Лес к воде тракторами трелюют, все больше по зимнику. А заболел человек или какое срочное дело, всегда вертолет вызвать можно. А так — катер на лесоучастке есть, рейсовый теплоход раз в пятидневку приходит.
Вся дорога у Григория — от водокачки до крайних домов трех коротких улиц. Крути баранку. Летом много воды поселку требуется. У каждого огород.
Когда у Григория хорошее настроение, он подгоняет машину к воротам как можно ближе. Щедро льет воду из широкого шланга в кадушки, ушаты, ведра.
— Лей не жалей. В Ангаре воды хватит.
В другие же дни останавливается, где придется. Так что и не поймешь, к какому дому ближе. Ругаются бабы, но воду носят.
У Григория ответ один:
— На всех не угодишь.
Но никогда не отказывается сделать лишний рейс.
В жаркие дни заканчивает Григорий работу поздно. Загоняет машину в синюю тень больших дверей сарая, но уходить не спешит. Автоинспекция далеко, и в поселке всего одна машина, а Григорий каждый раз непременно протирает от пыли номерные знаки, копается в моторе.
— Завтра снова работать, — говорит Григорий, если его торопят.
Но в другое время Григорий всякой техники вообще сторонится.
— И так провонял бензином-керосином. А зверь в тайге, знаешь, какой теперь грамотный? Не подойдешь.
Иногда ему говорят:
— Может, нынче тебя на охоту не отпустят. А у тебя только и разговору, что о тайге.
— Это как? — спрашивает настороженно.
— Не дадут отпуск — и все тут. Рабочие нужны. У участка план.