Осенним днем в парке

Лапкина легла, отвернулась к стене и сделала вид, что спит. Она тихонько плакала под противным своим пальто, смешным и неуместным в этой убогой комнате на берегу реки. Душа ее томилась по высоким словам, которых она ждала от Федотова, по любовному признанию, по нежности, по каким-нибудь доказательствам, что все это не случайно, что она не травинка, случайно сорванная и небрежно брошенная в пыль, на дорогу.

Все возмущалось в ней, кричало, требовало оправдания. Неужели с ней можно обойтись как с девчонкой, с дурочкой, с первой встречной? Неужели все произошло только потому, что они ночевали в одном доме? Но ведь ей не раз приходилось ночевать даже в одной комнате с другими мужчинами, когда ездили на совещания в соседние школы или сельсоветы, и у нее в школе часто ночевали приезжие инспектора или уполномоченные из района. Иногда она уходила к соседям, иногда уйти не удавалось, ну и что? Где уж тут было считаться с условностями, когда столько изб разорилось в войну и все жили скученно, тесно. Именно поэтому она и не подумала, ей и в голову не пришло, что это неудобно — ночевать вдвоем в доме приезжих. Ведь она не барышня, не кокетка. «Ах, мне все равно, уважает он меня или нет, — думала она, плача. — Мне это совершенно все равно». Но ей было не все равно, о нет!

Погода переменилась, стал накрапывать дождик, небо заволокло тучами.

— Какая тоска, — сказала вслух Лапкина. — Какая невыносимая тоска.

— Это от перемены погоды, — откликнулся Федотов.

— Да, это от погоды, — согласилась Лапкина, ненавидя его за спокойствие, за тупость и мысленно твердя: «Глупый, глупый человек…» И клялась себе: ни за что с ней не повторится то, что было ночью. И как она могла, независимая, гордая, пасть так низко? Теперь-то понятно, что означает, когда говорят: такая-то живет с таким-то… не любит такого-то… и не замужем за таким-то, а живет с таким-то. И весь остаток дня она ходила по лесу, повторяя: «Я живу с Федотовым… Учительница Лапкина живет с Федотовым». Тут голос становился голосом Элеоноры Козаковой и ее хихиканьем: «Я не осуждаю, но… вы слышали, надеюсь… ха-ха-ха… Ольга Петровна, эта святоша, живет с военруком Федотовым…»

Какой стыд!

И, барахтаясь в паутине самоуничижения, измучивая себя терзаниями, она ждала спасительного слова помощи, которое не приходило.

Федотов нашел ее в лесу.

— Что же вы расхаживаете под дождем? Еще простынете…

Она фыркнула: какая заботливость! Да она и в дождь, и в слякоть, и в буран ходит по скользким, мокрым, занесенным снегом дорогам, а теперь только конец августа…

— Я еще днем хотел сказать вам…

Лапкина напряглась. Она отвернула лицо, чтобы он не увидел этого напряжения, этого ожидания, этой муки.

— Да? — хрипло спросила она.

— Зачем вы так много курите? Это вредно…

— Да я бы с ума сошла, если бы не курила. Какие, еще у меня радости? — Она испугалась, что выдаст себя, унизится, но лгать, хитрить с Федотовым не могла. — Хорошо, что я люблю свою работу. Если бы не любила, то хоть пропадай. Такая зимой тоска…

Она стала палкой разгребать сухие листья, как будто в этом действии была какая-то цель.

Федотов внимательно смотрел, стремясь постичь смысл того, что она делает.

— Почему бы вам не выйти замуж? — вдруг спросил он.

— А для чего?

— Как для чего?

— Материально я сравнительно обеспечена, стою на своих ногах.

— А дети? А ласка?

Она густо покраснела.

— Что ласка?

— Без ласки плохо жить. Я же чувствую, как тебе нужна ласка…

Она не обиделась. Она даже не знала, что можно так просто спрашивать и так честно и естественно отвечать.

— За кого же я могу выйти замуж? — Она пожала плечами. — У нас на весь район два учителя, оба женатые, остальные бабы… — Она постаралась засмеяться. — Представляете, мы тут Новый год встречали, бутылку самогонки достали, пирог с картошкой сделали, собрались, приоделись, выпили, романс спели, пустились в пляс. И молоденькая одна девчоночка, только-только окончила институт, даже заплакала: «Я никогда еще не танцевала с мужчиной, все с подругами. Господи, что же это?.. Я жить хочу…»

— Ну, у вас мужчин нет, но в районе, приезжие случаются…

Лапкина боялась, что тоже расплачется, как та молоденькая учительница, — так ей больно было слушать про приезжих, за которых она могла бы выйти замуж. «Ты ведь тоже приезжий», — могла бы она сказать. Но вместо этого резко спросила:

— Интересно, чем я могу привлечь мужчину да еще приезжего? Нарядов у меня нет, руки вон какие грубые стали…

— Дурочка, — сказал Федотов ласково, — разве мужчине нужны наряды?

— Скажите еще, — с горечью усмехнулась Лапкина, — что главное в женщине — это душа…

— А как же, — серьезно сказал Федотов. — Если женщина не душевная, то грош ей цена. Вот моя жена…

— При чем здесь ваша жена? — закричала Лапкина, не дослушав. — Боже мой, при чем тут ваша жена? Она ведь живет в городе… — И постаралась, заставила себя засмеяться — так ей неловко было, что накричала. Легонько провела рукой по его рукаву и добавила мягко: — И потом у вашей жены есть муж…

Федотов задумался.