Осенним днем в парке

Хоть я не в первый раз приезжала в воинскую часть, но так и не научилась преодолевать чувство неловкости. Журналист предпочитает вообще оставаться неузнанным, держаться незаметно. Но как можно остаться неузнанной, незамеченной, когда вокруг сотни солдат и офицеров и среди них ты одна женщина… В лучшем случае в санчасти еще бывает медсестра или машинистка в штабе… Но к ним уже все привыкли, на них никто не оглядывается.

С тем же чувством неловкости вошла я в политотдел, где сидел майор Кривошеин, немолодой уже, очень симпатичный, в накинутой на плечи телогрейке, и с удовольствием пил из жестяной кружки чай. Он не стал смотреть удостоверение, нисколько не удивился моему приезду и сразу спросил:

— Кок-чай уважаете? Прекрасная штука. Вышел ночью без ватника — и вот простыл… чаем только и спасаюсь.

Я порылась в сумочке:

— Хотите аспирину?

— Нет, не признаю.

Кривошеин со вздохом отставил кружку, от которой шло живительное тепло, передернул плечами, поправил телогрейку и перешел к делу:

— Значит, про Самарина хотите писать? Ну что ж! Офицер честный, смелый, прекрасный товарищ, хороший коммунист, командир без пятнышка. Устраивает? — Он засмеялся: — Родом с Кавказа, кажется, из пастухов…

И крикнул в соседнюю комнату:

— Жолудев! Самарин у нас из пастухов, что ли?

— Из пастухов, — чуть высокомерно ответил начштаба и появился на пороге. Он картинно прислонился к притолоке, достал портсигар, постучал по деревянной крышке папиросой.

— Одна беда, — продолжал посмеиваться Кривошеин, — рапортами нас замучил, на фронт просится. Жолудев, не дай соврать — сколько раз Самарин рапорта подавал?

— Раз восемь, — все тем же чуть высокомерным тоном отозвался Жолудев. Изящные голубоватые кольца дыма полетели по комнате. — Я уж ему сказал: «Слушай, Самарин, ты что, боишься, на фронте все ордена раздадут, на твою долю не останется?..»

Кривошеин недовольно сдвинул брови:

— Ну, это тоже не разговор, хочет-то ведь он от чистого сердца. — И прибавил с оттенком грусти: — Все мы через эти настроения прошли. Когда первый маршевый батальон без меня уехал, я совсем духом пал. Отчего? Да почему? Почему это я недостоин?..

— Однако командир полка какую резолюцию наложил на рапорте?.. — Жолудев посмотрел на меня многозначительно. — «Разъяснить лейтенанту Самарину важность подготовки резервов для фронта…»

— Разъяснение разъяснением, а душа душой… — Кривошеин позвал вестового: — Живой ногой слетай за лейтенантом Самариным!

— Есть слетать!

— Ну, выполняй, дуй…

Прошло несколько минут, прежде чем появился Самарин с мокрым хохолком на затылке.

— Вот он, наш красавец, — по-домашнему весело сказал Кривошеин, как только Самарин доложил, что явился по его вызову. — Примите к сведению, не пьет, не курит, пока что холост.

Я удивилась:

— Холост? А я подумала, вы встречали сегодня жену. Я ведь вас видела, товарищ Самарин, на станции.

Самарин вдруг вспыхнул. И Жолудев почему-то побагровел.

Я почувствовала, что совершила бестактность. Но, не зная, как спасти положение, опять сказала не то:

— Наши мужчины из редакции, офицеры, тоже переживают. Не идти же рядом с женой и смотреть, как она тащит сумки из распределителя. А ваша спутница так много привезла. И чемодан. И этот замечательный белый таз…

— Надо полагать, что лейтенант сопровождал мою жену и тащил ее вещи, — насмешливо сказал Жолудев.

— Так точно, капитан, — хотя Самарин рапортовал, как положено по уставу, в тоне его зазвучал вызов. — Я нес вещи вашей жены, поскольку ее никто не встретил.

— Что же вы хотели, лейтенант, чтобы я понес таз и прочие дамские шмутки? — Жолудев пожал плечами. — Удивляюсь, как вас не заметил комендантский патруль…

— Ну и что? Я бы дал надлежащие объяснения.

— Такое отношение к слабому полу делает вам честь. Удивляюсь, что Люся не сумела оценить вашу преданность раньше.

В словах капитана таился такой ядовитый намек, что у Самарина запылали кончики ушей. Нет, дело тут вовсе не в нарушении приказа. И по тому, как морщился Кривошеин, ясно было, что и он это понимает и что ему, как и мне, мучительна эта сцена.

Самарин круто повернулся к Кривошеину:

— Вы меня вызывали?

— Ну, садись, отдыхай, — добродушно сказал Кривошеин.

Самарин сел. Но Жолудев все еще не успокоился:

— Лейтенант!

Самарин вскочил.

— Слушай, лейтенант, — небрежно заговорил Жолудев, испытывая явное удовлетворение от того, что Самарин обязан перед ним «тянуться», — тут вот корреспондентка приехала. Так в твоем палаццо имеется закрытая терраска, может, окажешь гостеприимство?

— Слушаюсь, товарищ капитан. — Самарин смотрел мимо Жолудева, на меня. — Только как бы вам не было шумно. Плац рядом.

— Это пустяки. Если только вас не обременит… — попыталась вставить я.

— Им нужен покой, тишина, условия для умственной работы.

Жолудев бесцеремонно остановил Самарина:

— Ну ладно, ладно. Так я распоряжусь насчет койки.

И, сделав легкий поклон в мою сторону, Жолудев удалился.

Кривошеин облегченно вздохнул: