Осенними тропами судьбы

Ждана взяла парня под локоть, пытаясь заставить подняться на ноги. Видно, неспроста ей пригнало судьбой-ветром этот осенний листок, неприкаянный и потрёпанный жизнью. Пальцы сами легли на бархатистый затылок воришки, нащупали выпуклость шрама за ухом.

— Лучше не ласкай, госпожа, — непокорно мотнул парень головой, с тенью боли в глазах. — А то или укушу… или опять не сдержусь, обниму тебя. Уж не знаю, что хуже.

— Как тебя звать? — спросила Ждана, проникаясь состраданием и всё-таки стараясь приласкать это, как ей казалось, обделённое нежностью существо.

— Зайцем, — ответил воришка. — Имя это, правда, устарело: не заяц я теперь, а волк… Да так уж повелось.

— Кто же вырвал у тебя сердце, Заяц? — Попытки погладить этого волчонка пришлось оставить: он не давался.

В глазах Зайца блеснули колючие, неуютные искорки.

— Лучше скажи, чем я могу быть тебе полезен, госпожа.

— Мне нужно попасть в Белые горы, — вздохнула Ждана. — Только отвезти меня туда некому. Нет верного человека.

Взгляд Зайца стал напряжённым, ноздри вздрогнули, точно учуяв что-то.

— В Белые горы? — глухо переспросил он. — Считай, что у тебя есть возница. Лошадьми править я умею. Готов в путь хоть сейчас, было бы на чём ехать.

— Найдётся, — ласково проведя ладонями по плечам воришки, сказала Ждана. — Но поеду я не одна — с тремя малыми сыновьями. Да и не так-то просто будет мне из дома вырваться… Подумать надо, как всё устроить. А пока — ступай за мной.

Она направилась к выходу с рынка, близ которого её ждала повозка. Заяц нёс корзину и держался, как верный слуга и обходительный спутник, время от времени подавая Ждане руку, когда требовалось перескочить через особенно глубокую грязь. А когда на их пути встала лужа — да так, что и не обойти, новоиспечённый охранник повесил корзину себе на локоть, потом подхватил Ждану и с лёгкостью перенёс на сухое место.

Повозка стояла всё там же, вот только возницы на козлах не оказалось, равно как и служанки. Быть может, девушка прибежала к нему и сказала, что госпожа потерялась, и они вместе отправились на поиски? Княгиня Воронецкая собралась их подождать, но Заяц решил иначе:

— Госпожа, коли тебе, как ты говоришь, трудно вырваться из дома, другой возможности может и не представиться. Бежать надо сейчас. Есть у меня одно местечко, чтобы временно укрыться… А детишек твоих я потом выкраду.

— Да как же ты их выкрадешь, дружочек, ежели они под охраной в княжеском дворце живут? — обеспокоилась Ждана, нервно озираясь по сторонам. — Тебя схватят!

Глаза Зайца округлились.

— Так ты… Прости, княгиня, не признал тебя.

— Стой-стой, — нахмурилась Ждана. — Что же это выходит… То есть, когда ты подбежал ко мне, ты не знал, кто я такая? А почему государыней назвал? Разве Добро… хм… Разве ты не от Вука?

— Не возьму в толк, о ком ты говоришь, госпожа, — удивился Заяц. — Впервые это имя слышу. А государыней, вестимо, из уважения назвал.

— Тогда откуда ты узнал про яйца? — вскричала Ждана.

Паренёк пожал плечами.

— Ни про что я не узнавал, матушка-государыня. Яйца я просто своровал… Яичницы захотелось.

Сколько Ждана ни вглядывалась в лицо Зайца, всё же не могла уловить на нём признаков притворства. Туповато-честное, встревоженно-угрюмое выражение выглядело вполне искренним. Значит, имело место просто нелепое совпадение? Ну и дела! Получается, настоящий посланец от Вука бродил сейчас где-то на рынке с корзиной яиц, а Ждана стояла около пустой повозки — одна, свободная, без вездесущей охраны… Служанка с княжеским возницей могли вернуться в любой миг.

— Решайся, госпожа, — сказал Заяц, колюче блестя глазами сквозь прищур. — Пусть я и не тот, кого ты ждала, но другого такого удобного случая может и не подвернуться.

Наверно, этот юный проходимец заронил в душу Ждане свою приключенческую, сумасбродную, озорную искорку, очаровал её васильковой дерзостью взгляда… Да и понимала она: Заяц прав. Если она сейчас вернётся домой, кто знает, получится ли так удачно вырваться из-под надзора Милована во второй раз. Что, если он протрезвеет и одумается? Всё, что было у княгини Воронецкой с собою — только корзина с покупками, которые она делала не столько для виду, сколько в какой-то мере предвидя нечто подобное. Хлеб, пироги, бублики, яблоки, орехи, мёд, копчёное мясо… «На первые пару дней хватит, а потом по дороге что-нибудь раздобудем», — решила она. А вслух сказала:

— Поехали.

Заяц распахнул перед ней дверцу, потом вскочил на передок крытой повозки. Послышался нещадный, хлёсткий щелчок кнута и протяжный крик «н-но-о!», от которого задремавшая четвёрка гнедых сразу проснулась и дёрнулась с места. Застучали копыта и колёса, Ждану мягко качнуло… Они ехали. Почему-то в это не верилось, и сердце леденело в страхе перед погоней. Отодвинув занавеску на дверном окошке, княгиня Воронецкая увидела возницу со служанкой: им, конечно, было уже не угнаться за припустившей во весь опор повозкой. У Жданы вырвался вздох сожаления: если они вернутся домой без госпожи, их просто казнят без суда и следствия. Всё, что оставалось этим двоим бедолагам — это самим пуститься в бега.